Новости

Смерть у ворот

Неутешительный диагноз. Сразу две резонансных истории, имевшие место на минувшей неделе, дали повод говорить о том, что не ладно что-то в отечественном здравоохранении. Конечно, и в том, что произошло у ворот столичного НИИ имени А. В. Вишневского (можно ли было спасти свердловского делегата съезда «Справедливой России», стало ли роковым вызванное некими ведомственными предписаниями невмешательство врачей), и в том, что случилось в стенах больницы Будённовска, куда при внешне соблюдаемых мерах безопасности проник педофил и надругался над девятилетней пациенткой, должно разобраться следствие. Но эти вопиющие случаи вскрыли проблемы, которые носят не частный, а глубинный характер.

Корреспондент НТВ Андрей Григорьев пришел к выводу, что системе, которая нас лечит, самой нужна экстренная помощь.

Максиму Головизнину стало плохо в центре Москвы. Друзья, как рассказывают, привезли его к воротам случайно оказавшегося поблизости Института хирургии имени А. В. Вишневского, но охрана их не впустила, посоветовав вызвать «скорую».

Константин Комиссовский, друг Максима Головизнина: «Охрана, конечно, с кем-то советовалась и им давали, видно, какие-то указания. Забаррикадировали все двери и сказали, что на порог нас не пустят. А если мы не прекратим эту шумиху, эту битву за жизнь нашего товарища, они вызовут ОМОН».

На кадрах оперативной съемки хорошо видно, как врач приехавшей «скорой помощи» склоняется над бездыханным телом, но даже не пытается что-либо сделать, видимо, констатирует смерть. Максима Головизнина переносят с проезжей части на тротуар и накрывают черной полиэтиленовой пленкой.

Валерий Кубышкин, директор Института хирургии им. А. В. Вишневского: «У нас жесткая система на воротах, как говорят. Тем более что мы имеем определенные предписания местных органов управления в плане антитеррористической защиты. Поэтому всякий несанкционированный въезд или проход в Институт запрещен категорически».

Врачи считают, что помочь все равно ничем было нельзя — Головизнин умер задолго до того, как его доставили к ограде клиники. Но факт остается фактом — на территорию Института никого так и не пропустили. Оказалось, что ведомственными инструкциями свободный вход почти в каждое лечебное учреждение запрещен.

А в Будённовске охрана вступила в схватку с корреспондентами НТВ на входе в городскую больницу. Зато днем раньше в детское отделение беспрепятственно проник ранее судимый педофил и изнасиловал девятилетнюю девочку.

Татьяна Филиппова, прабабушка девочки: «Я не могу одного понять. Как это так — в больнице, в коридоре маньяки ходят?»

Происходящее в российских больницах и поликлиниках все чаще и чаще просто недоступно для людского понимания. В Екатеринбурге гинеколог из государственной клиники отказалась без денег ставить на учет беременную женщину.

Ольга Опарина, врач-гинеколог: «Она тут всех оскорбила и довела до криза, учитывая и врача, которого первый раз видит, и регистратуру, которую, сказала, по стенке размажет. Может, я и виновата. Ну, признаю ошибку».

А психиатр из соседнего Невьянска выписал девочке-инвалиду просроченные медикаменты.

Мама девочки: «Вот таблетки эти, остатки. Срок годности на них — до 07.09».

Девочка в итоге погибла. Мать настаивает, что именно из-за такого лечения. А доктор ни разу так и не удосужился пациентку осмотреть. Суд обязал его выплатить 10 тысяч рублей за моральный ущерб, а в больнице объявили выговор. Вот и все наказание. Психиатр по-прежнему на своем рабочем месте. Доказать связь между таблетками и смертью пациентки не удалось.

В России только от врачебных ошибок ежегодно умирает, по оценкам разных экспертов, от 50 до 100 тысяч пациентов. Треть поставленных в стране диагнозов — неправильные. Это уже даже сами медики официально признают. Там, где лишь приносит извинения наше здравоохранение, многие видят признаки серьезного заболевания всей отрасли, и каждый новый случай хирургического невмешательства выглядит, как очередной тревожный симптом. Для медицинского сообщества все эти болевые точки давно уже сложились в стройную клиническую картину.

Павел Воробьёв, член исполнительного комитета Пироговского движения врачей: «Это уже синдромы распада, я бы сказал, а не заболевания. Заболевание было давно. К сожалению, это не лечится уже сегодня. Это нужно ампутировать».

Доктор Воробьёв уверен, что деньги здесь не при чем, в здравоохранение сейчас вливаются немалые государственные средства. Просто до сих пор в стране не определились, какая медицина нам нужна.

Павел Воробьёв: Возьмите сейчас основы законодательства, там слово «больной» отсутствует. Отсутствует. Там есть «пациент», если хотите, «клиент», «„плательщик“, но больного человека там нет, там нет врача».

Всем ясно, что главная задача врача — охрана жизни и здоровья. Но когда эти важнейшие функции в законе четко не определены, как раз и появляется несметное количество приказов и циркуляров, которые осложняют существование и докторам, и пациентам.

Александр Саверский, президент организации «Лига пациентов России»: «Вроде как мы высокотехнологичную помощь оказываем, поэтому нечего экстренным больным тут делать. Но, извините, значит, надо лицензию отбирать. Если вы не можете оказать реанимационную помощь умирающему больному, значит, вас надо закрывать. Вы не только клятву Гиппократа, вы еще и Уголовный кодекс нарушаете».

Клятва Гиппократа — название условное. Кодекс, сформулированный древнегреческим эскулапом, менялся уже десятки раз. У нас, например, его произносят при получении диплома о высшем медицинском образовании в редакции 1999 года. И это, между прочим, официальный документ, похожий на армейскую присягу. За его нарушение ответственность предусмотрена законодательством. Современный российский доктор должен отрицать эвтаназию, уважительно относиться к коллегам, действовать исключительно в интересах больного, хранить медицинскую тайну и быть всегда готовым прийти на помощь.

Михаил Барщевский, полномочный представитель Правительства РФ в высших судебных инстанциях РФ: «Если это тяжкая травма, грозящая здоровью всерьез, либо это инфарктно-инсультное состояние (я не врач, я не отвечаю за точные термины), то есть критическая, опасная ситуация, то любое лечебное учреждение, рядом с которым это произошло, обязано оказать помощь».

Правда, порой виновного найти не так-то просто. Кто, к примеру, понесет ответственность за то, что в алтайское село Селекционное «скорая помощь» не ездит уже несколько лет?

Галина Мартыненко: «У нас пять человек инсультников. Их надо спасать, на реанимации везти. Три часа, и тогда люди эти будут жить. А говорят, берите такси и везите».

40-летний Сергей Полеивец так и скончался, не дождавшись врачей. Родственники рассказывают, как всю ночь звонили «03», слыша на другой стороне провода сначала отговорки, а потом и вовсе короткие гудки.

Валентина Полеивец, мать Сергея Полеивца: «Номер набираю: „Помогите! Спасите! Ему хуже и хуже! Я любые деньги дам за проезд! Спасите человека!“ Они мне: у нас нету врача».

Когда следователи стали выяснять, как вообще такое в принципе могло произойти, оказалось, что от медицинских услуг отказалась районная администрация.

Николай Сулимов, заместитель главы администрации Славгородского района Алтайского края по социальным вопросам: «У нас нет такой возможности заключить договор, чтобы обслуживала бригада „скорой помощи“ центральной районной больницы города Славгорода, потому что у нас на пути есть железнодорожный переезд в это село, который может препятствовать быстрому приходу „скорой помощи“».

По весенней деревенской слякоти в белых сапогах, белой куртке и с белым чемоданчиком наперевес фельдшер Крючкова, которая одна обслуживает два десятка костромских сел, пешком шагает на вызов. Машина по штату не положена.

Любовь Крючкова, фельдшер: «Приходится и профилактикой заниматься, и экстренные вызовы принимать. Причем и в нерабочее время, и в ночное, и в вечернее, и в выходные, и в праздники. У нас нет такого, чтоб, допустим, отработал смену и свободен».

На таких энтузиастах до сих пор российская медицина держится. Только вот в ее фельдшерском пункте кроме инструментов из того самого чемоданчика больше ничего и нет. Случись что-нибудь серьезное, все равно нужно везти пациента в районную больницу, а примут туда или нет, это уж как руководство решит.