с 10:00 до 18:00 по будням

Новости

Следствие по телу
26 Января 2017 г.

Виктор Колкутин: Нужно вывести судебно-медицинскую экспертизу из Минздрава. Тогда она станет действительно независимой.

 

Судебных медиков не задаривают цветами и конфетами благодарные пациенты. Если мы, припав к экранам, следим за их работой, значит, в мире произошло плохое. Неделя-другая сумасшедшего напряжения, и они исчезают из нашего внимания — до следующей беды. Удивительно, но в тот же момент проблемы судебно-медицинской экспертизы невероятным образом исчезают из поля зрения Минздрава. Ведомство, к которому относится эта служба, давно махнуло на нее рукой. При нынешних проблемах с финансированием на ее работу удается наскрести лишь крохи. Складывается впечатление, что руководителям здравоохранения хорошая экспертиза просто не нужна, — считает известный судебный медик Виктор Колкутин, бывший главный судебно-медицинский эксперт Минобороны и бывший директор Российского центра судебно-медицинской экспертизы Минздравсоцразвития.

— Виктор Викторович, может, и правильно, что на экспертизе экономят? Бюджеты медицины сокращаются, на лечение денег не хватает. Живых бы людей спасти…

— А честь человека? Разве это неважно? Его репутация, доброе имя, судьба семьи могут зависеть от того, насколько хорошо судебно-медицинский эксперт выполнил свою работу. Или, предположим, осудят невиновного на 10-15 лет. Это не абстрактные цифры, а годы жизни. В местах лишения свободы у него здоровья явно не прибавится. Не говоря уже о том, что зачастую, раскрыв преступление с помощью экспертных исследований, можно предотвратить гибель людей.

— Тогда почему судебно-медицинской экспертизе уделяют мало внимания?

— Сегодня в России она находится в ведении министерства здравоохранения, хотя в интересах здравоохранения практически не работает. Она нужна суду и следствию. Более того: судебно-медицинские экспертизы часто проводят по уголовным и гражданским делам, связанным с врачебными ошибками. Так зачем Минздраву ее развивать?

— Я читала ваши мемуары. Было по крайней мере два резонансных дела об убийстве, где вы как эксперт сделали вывод, что потерпевших можно было бы спасти, если бы врачи действовали правильно.

— Думаете, руководителям здравоохранения это интересно? Я много лет наблюдаю за попытками развивать судебно-медицинскую экспертизу. Одно время в Минздраве даже участвовал в этом. Любые разговоры о ее совершенствовании вызывают плохо скрываемое недовольство. О ней вспоминают только тогда, когда случится какая-нибудь катастрофа. И тут же начинают требовать: почему не готовы? Почему этого нет? Почему не завезли? Когда упал польский самолет, тогдашний замминистра Минздравсоцразвития Максим Топилин, просто извел меня звонками. В то время я руководил Российским центром судебно-медицинской экспертизы, и он хотел выяснить у меня, когда в смоленское бюро судмедэкспертизы привезут мешки для упаковки тел погибших. Как в такой напряжённой обстановке разъяснить руководству, что учреждение, находящееся в Москве, не является для учреждения в Смоленске довольствующим органом? Управление здравоохранением сейчас отдано в регионы. Любое судебно-медицинское учреждение находится под властью местного руководителя здравоохранения. У региона свой бюджет, почти всегда недостаточный. Из него финансируется и экспертиза. Даже если федеральное учреждение, чисто теоретически, захочет помочь какому-то конкретному бюро судебно-медицинской экспертизы, то не сможет этого сделать. Федеральные средства нельзя перевести в регион — разве что только по какому-то специальному распоряжению правительства.

— Но следствие-то устроено по федеральному принципу.

— Именно в этом и заключено основное противоречие! Следственный комитет — федеральная структура. И этот принцип наталкивается на безумие регионального устроения здравоохранения, а, следовательно, и судебной медицины. В соответствии с местным бюджетом бюро экспертизы должны обеспечивать свои регионы. Предположим, следователь не удовлетворен качеством экспертизы или вскрылся факт ангажированности экспертов. Он не может назначить повторную экспертизу в этом же учреждении. Куда он должен пойти? В другом регионе эту работу проведут только за деньги. Но Следственный комитет крайне негативно относится к оплате экспертиз по уголовным делам. В этом есть резон – почему за одну и ту же работу учреждение должно получать деньги дважды: из местного бюджета и от Следственного комитета…

— А если серийный убийца совершит преступления в разных городах?

— Так часто бывает.

— Что делают следователи? Обращаются в федеральное учреждение?

— Проблема в том, что по непонятной причине — думаю, её знают единицы — Российский центр судебно-медицинской экспертизы с 2011 года провозгласил себя учреждением науки. В связи с этим его основной работой является развитие новых методик, защита диссертаций, обобщение опыта, а экспертная деятельность по сути стала факультативной. Директор центра утверждает на год некий госзаказ, в рамках которого судебно-медицинские экспертизы по уголовным делам выполняют бесплатно. А сверх госзаказа — будьте любезны платить. Притом, что реально требуется выполнить экспертиз гораздо больше. Думаю, всем очевидно, что у следователей нет госзаказа. Они обязаны возбуждать и раскрывать все уголовные дела. Никто не может запланировать количество преступлений на год. Таким образом Минздрав недвусмысленно подталкивает экспертные учреждения к коммерческой деятельности, которая стыдливо именуется «внебюджетной». Единственный выход из этой ситуации — выстроить работу судебно-медицинских экспертов в рамках единой структуры. Например, в Минобороны так и сделали. Раньше там тоже были окружные лаборатории, подчинявшиеся начмедам округов. А теперь у руководителя этой службы болит голова за каждую экспертизу — что в Хабаровске, что в Калиниграде, — но при этом он имеет реальные рычаги для грамотной организации работы. То, что происходит в Минздраве – за чертой понимания. Я не представляю, как можно руководить структурой, которая тебе не подчиняется. Когда Дмитрий Медведев был президентом, он дал поручение к 2012 году проработать вопрос о федерализации судебно-медицинской экспертизы. Здравый шаг, который так и не был сделан. Впрочем, совершенно очевидно, что следует пойти еще дальше – вообще вывести судебно-медицинскую экспертизу из Минздрава. Так, как это сделано во многих странах.

— Можете привести примеры?

— Расскажу о том, что сам видел. Например, в Швейцарии, Германии, Нидерландах в составе полицейского управления есть 5-7 полицейских врачей, которые периодически выезжают на место происшествия. Еще там существуют так называемые институты патологии, сводящие патологоанатомов и судебных медиков в единое учреждение. Туда поступают только криминальные случаи: полицейские врачи производят сортировку. Институт патологии является абсолютно независимым образованием, чтобы на эксперта нельзя было надавить. В этих странах, как и во многих других, директора института патологии назначает первое лицо государства. Важно и то, как происходит отбор экспертов. Кто у нас идет в судебную медицину? Как правило, тот, кто не нашел себя в других областях. А вот в Нидерландах врач может участвовать в конкурсе на должность судебно-медицинского эксперта только имея за плечами 12 лет успешной клинической практики. Происходит очень жёсткий отбор с многоэтапным конкурсом. Понятно, что такой специалист дорожит своим местом, а клиническое учреждение, где он раньше работал, гордится тем, что именно из их коллектива выдвинули кандидата на должность судебно-медицинского эксперта. Внутри экспертного учреждения идет конкурентная борьба за каждую экспертизу. Каждый эксперт стремится выступить в суде — за это полагается приличная доплата. В России картина совсем иная: эксперты-танатологи исследуют по 600-700 мёртвых тел в год. Разве в такой ситуации может идти речь о качестве экспертизы?

— Почему так происходит?

— В течение десятилетий зарплата эксперта рассчитывается исходя из количества вскрытий. Это основной показатель, за который могут начислить хорошую зарплату. И этот принцип никто не собирается менять. Эксперты набирают как можно больше вскрытий. Работают на износ. Отсюда профессиональное выгорание, психические срывы, алкоголизм, неурядицы в личной жизни. Как думаете, откуда в российских детективных фильмах появился этот образ – судебно-медицинский эксперт с похмелья, жующий над трупом бутерброд и готовый за бутылку выполнить экспертизу побыстрее? А ведь можно провести всего одну экспертизу, которая будет стоить больше, чем 600 обычных вскрытий. Однако для этого нужно оценить ее сложность по объективным критериям. Сейчас работа судебных медиков обесценена в глазах общества. Явление времени: эксперт-штамповщик. У него есть шаблоны на все виды экспертиз. Он только меняет фамилию, возраст, адрес… Самое ужасное, что в пару ему появились и судья-штамповщик, и следователь. Сейчас, когда в судебной сфере наблюдается резкий всплеск уголовных и гражданских дел, связанных с неправильным оказанием медицинской помощи, судья, не обладая специальными медицинскими познаниями, во многих случаях просто копирует заключительную часть экспертизы и переносит ее в обвинительное заключение — даже с орфографическими ошибками, которые были допущены экспертом. Зачастую создается впечатление, что судьи просто не читают экспертные заключения.

— Предположим, что судебно-медицинскую экспертизу вывели из Минздрава. Это поможет исправить ситуацию?

— Если эта структура станет единой службой и будет существовать в составе судебной системы – конечно, исправит. Во-первых, она вольется в ветвь третьей власти и станет по-настоящему независимой от власти исполнительной. Это очень важно. Во-вторых, она попадет в структуру, которая напрямую заинтересована в качестве ее работы. И в третьих, это позволит задуматься о важных моментах судебной реформы. Например, давно назрела необходимость создать специализированные медицинские суды, где к решению медицинских вопросов судью без соответствующего образования просто не допустят. Такие суды есть во многих цивилизованных странах. Необходимо шире практиковать досудебное разбирательство пациентов и лечебных учреждений — это поможет снизить нагрузку на суды и сэкономит участникам конфликта время, деньги и нервы. Но для этого нужен некий третейский судья — не тот, который выходит в мантии и выносит приговор, а тот, который собирает обе стороны и делает все попытки, чтобы они договорились.

— Получается, что, находясь вне системы здравоохранения, судебно-медицинская экспертиза все равно будет способствовать улучшению качества медицинской помощи?

— Именно там она и сможет этому способствовать. Ведь тогда Минздрав увидит истинную картину своего состояния на сегодняшний день.

Алла Астахова

 


источник :  alla-astakhova.ru

вернуться в раздел новостей