Издание STAT публикует эссе Эллисон Бонд, интерна в отделении интенсивной терапии Общей больницы Массачусетса. Бонд рассказывает о том, как она общается с тяжело больными пациентами и их родственниками.
«Очнется ли мой сын? Есть ли шанс, что он снова заговорит?» — спрашивает со слезами на глазах мать Р., который попал в больницу после передозировки опиатами. Когда его нашли, Р. был без сознания и не дышал. Тесты показали вероятно необратимые нарушения мозговой и сердечной деятельности, вызванные недостатком кислорода.
Эллисон рассказывает, как в беседе с родственниками Р. она пыталась сохранить равновесие между надеждой и реальностью. Она делилась с родными больного возможными исходами: он может умереть; он может выжить и навечно остаться в коме; он может выжить и восстановиться. А может застрять где-то посередине. Судя по тому, что она видела в своей практике, скорее всего Р. навсегда останется инвалидом, но никто не может знать точно. Эллисон описывает, как она старалась с осторожностью выбирать слова в попытке не быть чрезмерно негативной — или фальшиво оптимистичной.
Молодые врачи учатся говорить с пациентами и их близкими, заимствуя фразы у своих более опытных коллег, — а также на своих ошибках. Многие пациенты предпочитают реалистичные прогнозы, однако иногда это действительно сложно — честно обсуждать серьезный медицинский вопрос, не лишая при этом людей надежды, которая имеет гигантское значение для больных и их семей.
Иногда врач просто не знает, как будет развиваться состояние пациента. Согласно одному исследованию, прогнозы врачей о том, как долго осталось жить раковому больному, точны лишь в 20% случаев — их предположения чаще всего слишком оптимистичны. Эллисон предполагает, что такие данные говорят о том, как сильно доктора болеют и переживают за своих пациентов. «Я хочу, чтобы разросшаяся опухоль исчезла после курса химиотерапии — или чтобы переживший серьезный инсульт человек снова мог ходить. Однако ни то, ни другое не очень реально, и реальность должна держать надежду в узде», — пишет Бонд. Тело человека уникально, и сценариев может быть множество — потому прогнозировать будущее зачастую невозможно.
Однако в ходе работы в больнице автор материала осознала, что давать пациентам и их семьям надежду, на которую они могут опереться, — крайне важно. А еще важно делать остающиеся больному дни настолько приятными, насколько это возможно. Эллисон приводит в пример господина К., у которого был прогрессирующий рак и диабет: он захотел поплавать в бассейне и сладкий холодный кофе — и ему устроили и то, и другое. Приоритетом стала его радость, а не контроль над уровнем сахара в крови (который не сможет значительно улучшить или продлить жизнь К.).
Важно знать, чего хотят пациенты, отмечает Бонд. Она цитирует онколога Энтони Бэка из Вашингтонского университета в Сиэтле: «Пациентам и их родным следует говорить врачу о самых разных надеждах, которые не обязательно должны быть логичными». Кто-то хочет посетить свадьбу родственника, а кто-то — просто выйти погулять в город. «Большинство людей надеются на кучу вещей», когда им ставят суровый диагноз. И с развитием болезни это никуда не девается.
Когда Р. пришел в себя и покинул больницу «своим ходом», Бонд была вне себя от радости. Свою роль сыграли молодость и тот факт, что кислород не поступал в его мозг не очень долгое время. «Думаю, его родные решили, что я в своих прогнозах была излишне пессимистична, — пишет автор. — И все же, среди таких пациентов, как он, я видела множество тех, кто больше не очнулся, — или тех, кто на всю жизнь остался инвалидом».
Эллисон пишет, что все еще ищет эту точку равновесия между надеждой и реальностью, когда беседует с больными и их семьями, — и вероятно, будет ее искать всегда. Но ей нравится думать, что надежда существует всегда — а отыщем мы ее или нет, зависит только от нас.
Дина Мингалиева
источник : medportal.ru