Новости

Особое мнение / Михаил Фишман // 05.02.18

А. Плющев― Это программа транслируется на Ютуб-канале «Эхо Москвы». В «Особом мнении» сегодня Михаил Фишман, журналист. Миша, добрый вечер.

М. Фишман― Привет.

А. Плющев― Буквально новость последнего часа: Елену Мисюрину, врача, вокруг которой была развернута целая кампания, освободили в зале суда. Она осталась под подпиской о невыезде, но, тем не менее, произошел такой коренной перелом. Сначала дело прокуратура потребовала вернуть в Следственный комитет. А теперь вот еще освобождение в зале суда. Это нам о чем говорит? О том, что гражданское общество имеет свой вес или о чем?

М. Фишман― Во-первых, это, конечно, вроде как хорошая новость. Можно порадоваться за Елену Мисюрину. Из того, что мы слышали, а мы не могли не слышать в течение всей прошедшей недели, даже чуть больше об этом деле. Вроде как понятно, что случилась несправедливость. Я не врачебный эксперт, но из того, из тех огромных объемов материалов разных на эту тему вроде как стало понятно, что действительно это было очень странное решение суда. И с одной стороны хочется за нее порадоваться, мы, конечно, рады за нее, тем более что теперь предсказать решение в апелляции, наверное, еще проще. И мы ждем, что ее просто высшая инстанция оправдает.

А. Плющев― То есть ты думаешь, так будет.

М. Фишман― Я думаю, что да.

А. Плющев― Что значит высшая инстанция. Дело-то будет передано в Следственный комитет. И я так понимаю, новое рассмотрение. Если его не закроют.

М. Фишман― Значит, так или иначе, мне кажется, что счастливый конец уже наступил для Мисюриной и вряд ли, ну, хочется надеяться, по крайней мере, что мы не ошибаемся в  этом.

А. Плющев― Силовые органы, Следственный комитет, прокуратура, суд – все вместе, я, конечно, условно их отношу к силовым органам. Не юридический сейчас термин. Это чисто фактические. Они все признают свою ошибку? Скажут: ой, вы знаете, нас эту ошибку заставили признать врачи.

М. Фишман― Во-первых, не все. Прокуратура скажет «а мы же говорили». С самого начала. А на самом деле только сейчас. Собственно, когда возник весь этот шум. У нас же Генпрокуратура поменяла свою точку зрения. Если я правильно понимаю.

А. Плющев― Именно так.

М. Фишман― Суд вообще ничего не скажет. Следственный комитет будет, предполагаю, стоять на своем. А Кремль условный, прокомментирует в том духе: ну вот, видите, вы говорите, у нас не работает судебная система, прекрасно работает. Разобрались. И это на самом деле мне кажется самое грустное в этой истории. Опять-таки очень приятно и радостно за Мисюрину. Хорошо, что поднялась такая волна. Я лично не верю, что дело в волне. Что дело в шуме. Я думаю, что вы же обратили внимание, что Собянин вмешался в этот процесс. Стал лично в нем участвовать. Где Собянин, так и Кремль недалеко. И я уверен, что просто, такое мое мнение, трудно доказать, но пришли люди, которые умеют приходить туда, где решаются вопросы. И сказали, что происходит беспредел. Надо что-то делать. И добились успеха, слава богу. Это произошло. Но это очень грустная новость, потому что она еще раз нам мне кажется, показывает, что у нас в результате за это все время исчезла такая важная инстанция правовая властная как суд. И это очень грустно. И мы это видим сейчас в том числе на деле Мисюриной. Потому что, что мешало суду сразу разобраться в этом деле. Что мешало ему запросить нужные экспертизы. Что мешало разобраться по существу. Что мешало понять, если это так, что нельзя с такой операцией прожить еще три дня как нас в этом сегодня убеждают. А если ты вскрыл артерию, то ты дольше суток после этого не проживешь. Я могу путаться в деталях, потому что я сам не врач, не эксперт. Но разобраться во всем том, в чем мы разобрались за последнюю неделю благодаря этой волне. Что мешало. Мешало только одно обстоятельство – что суд перестал быть проводником собственной воли. Мне кажется. Совсем. То есть теперь это суд у нас такой филиал Следственного комитета по вынесению приговоров. И изначально подразумевалось, что должно быть так в отношении политически значимых дел, которые важны политически, потому что надо наказать, нужно послать сигнал, нужно сделать что-то еще и так далее. Мы все эти дела знаем.

Но, оказывается, так не бывает. Так не работает. Ты не можешь управлять судом чуть-чуть, а в остальном он будет работать, как ему положено. Нет, у него должно быть свое достоинство, своя автономия. Свое право. И этого ничего нет. И наоборот, есть Следственный комитет. Который сам по себе, если разговаривать политически, является таким филиалом, грубо говоря, ФСБ по раскрытию преступлений. А суд это филиал Следственного комитета. И вот у нас есть такая матрешка, которая на самом деле по факту, мы просто это видим, управляет общественной жизнью в стране. Дела типа Елены Мисюриной. На самом деле так не знаем, то есть я верю этим экспертам, которые в большом количестве сейчас описали, что на самом деле произошло и почему это большая несправедливость. И почему это безумие ее сажать. Но мы понимаем, что дел такого рода у врачей, например, когда врач ошибся, когда врач не прав, их много разных. Это все сложные материи, в которых надо разбираться. Должны быть институты, которые умеют этим заниматься. Потому что они представляют каким-то образом общество, которое им делегирует это. Есть разные сложные механизмы. У нас Следственный комитет, если я правильно понимаю, осенью сказал, что все, надо разбираться с врачебными ошибками, а то что это такое. И действительно, если подумать, это же плохо. Нельзя же, чтобы врачи ошибались. Надо их наказывать, если они плохие врачи. А хороших поощрять. И вот Следственный комитет берет это в свои руки, как он умеет. И дальше начинается кампания. Это превращается в кампанию. Жертвой этой кампании становится Мисюрина. После этого оказывается, что Мисюрина… Все-таки есть люди, для которых это важно, начинается волна. А, кроме того, появляются еще и влиятельные люди, которые могут за нее заступиться. Таким образом Мисюрину мы спасем, видимо, не мы, не я в данном случае, она будет спасена. Слава богу, но это приговор не Мисюриной, а суду. И всей этой системе, в которой, к сожалению, Следственный комитет не только просто подручный у политической власти по борьбе с оппозицией. А просто по факту опять-таки забирает полномочия и распоряжается, ну как он видит. Он считает, что надо бороться, он даже отчасти и не виноват, просто у него работа такая.

А. Плющев― Миш, ты сказал, что история не связана с  шумихой. Ты говоришь, что не шумиха повлияла. А что? Так и непонятно. Что повлияло?

М. Фишман― Мне кажется, шумиха тоже, наверное, повлияла. Но я в само влияние шума сегодня верю не очень. Я больше верю в телефонные звонки.

А. Плющев― А телефонные звонки, они из-за чего случились?

М. Фишман― Из-за того, что…

А. Плющев― Поднялась шумиха.

М. Фишман― Или да, или нет, или на самом деле шумиха была частью этих телефонных звонков. Это не так важно мне кажется. Это не принципиальный вопрос.

А. Плющев― Почему так не работает и не сработает, мы оба знаем, – с Серебренниковым?

М. Фишман― Вот потому что дело Мисюриной не является важным. Это случайный эпизод…

А. Плющев― Важным политически?

М. Фишман― Да, наоборот, я думаю, в Кремле восприняли доводы – что же вы перед выборами восстанавливаете против себя все врачебное сообщество. Это же ваш электорат, Владимир Владимирович. Как же так. Давайте разбираться по существу. Посмотрите, все же увидят, какая творится несправедливость. Врачи, бюджетники и так далее. А с Серебренниковым другое дело, с Серебренниковым это политическое дело и это личная воля. Это очень давно понятно. Оно и стало таковым, сначала, может быть, не было, но потом стало. Теоретически можно себе, что и  дело Мисюриной таким бы стало. Просто этого не произошло. Слава богу.

 

---

источник :  echo.msk.ru

вернуться в раздел новостей