Новости

Бас-гитарист Ваенги: «Врачебная халатность погубила моего четырехлетнего сына!»

Яника доставили в больницу с температурой, а на следующий день его не стало...

 

– Успокойся… Сейчас надо просто рассказывать, – говорит Иван Любимов, бас-гитарист Елены Ваенги, своей супруге Виктории. Виктория плачет.

– Не могу больше держаться…

16 апреля Любимовы похоронили своего единственного ребенка, четырехлетнего Яна.

– Болел он редко, всегда без осложнений, – вздыхают родители. – Иммунитет был крепкий, сердце – сильное: он занимался плаванием, нырял, надолго задерживал дыхание. Никаких проблем со здоровьем не было.

В ночь на 12 апреля малыш умер в Детской инфекционной больнице №3 на Васильевском, куда его накануне привезла «скорая». Любимовы уверены: их сына погубила халатность врачей.

ДВА ВРАЧА И «СКОРАЯ»

Все началось 31 марта, когда у Яника заболело горло. На следующий день поднялась температура, потом мальчик захлюпал носиком. Типичное ОРВИ. Жар продержался всего день, ребенок быстро поправился, и уже 4 апреля мама вывела его на прогулку. Правда, к 6 апреля появился кашель. Беспокоясь за легкие мальчика, на дом вызвали платного педиатра.

Врач посмотрел Яна и выписал отхаркивающий противовоспалительный препарат. На следующий день, 7 числа, у ребенка поднялась температура. Позвонили частному доктору и в «скорую». Семейный врач предположил, что к вирусам подключились бактерии, что, возможно, это даже легочный хламидиоз, и назначил антибиотик сумамед. Анализы, сданные на дому, подтвердили: антибиотики нужны. Об этом же сказал и участковый и предупредил: легкие чистые, но если температура продержится больше трех дней, то препарат нужно менять.

К 10 апреля жар спал, кашель уменьшился. Все это время Яник был бодрым.

– В ночь на 11 апреля у него заболел животик (антибиотик мы, естественно, принимали с пробиотиком), – рассказывает Виктория. – Помассажировала немножко, спазмы прошли. А в четыре утра его вырвало. Температуры не было. Дали ему сорбенты. Сыну стало легче, и он заснул.

Сутра паренек выглядел нормально, с аппетитом позавтракал. Но к 11 часам температура резко подскочила, градусник показал 39. Частный врач быстро приехать в то утро не мог, поэтому сначала, заподозрив грипп, посоветовал принять противовирусное, а потом предложил вызвать «скорую», ведь соседство температуры и болей в животике очень опасно: такие симптомы дает тот же аппендицит.

УЖИН ПО РАСПОРЯЖЕНИЮ

– «Скорая» приехала, послушала. С одной стороны в легких появились хрипы, – вспоминает Любимова. – Сказали, что нам нужен рентген, а лучше – госпитализация.

– Мы, естественно, испугались и согласились, – добавляет Иван.

Пока доктора вызывали другую бригаду, которая доставила бы Яна в больницу, Виктория спросила, стоит ли дать ребенку антибиотик: это был только пятый день приема. Фельдшер ответил, что курс прерывать нельзя. Выпили сумамед.

Другая карета «скорой» приехала минут через сорок. К тому времени, по словам родителей, мальчик стал вялым и бледным. По дороге в клинику Яна вырвало.

– Почему нас повезли в инфекционную больницу – вопрос, ведь было подозрение на пневмонию или бронхит, – говорят супруги.

В тот день в больнице №3 дежурил педиатр Михаил Воробьев, врач опытный: окончил Ленинградский педиатрический аж в 1983 году. Расспросил родителей, расслышал в груди малыша хрипы. Рентген в клинике можно было сделать только завтра, и родители предложили сделать его в другом месте, но педиатр якобы сказал, что срочности в нем нет. Об антибиотике доктора предупредили. На бледность, как говорят мама и папа, внимания он не обратил, с диагнозом «скорой» согласился.

До палаты Яник с мамой дошли своим ходом: не считая жара (38,4), вялости и бледности, все было, по воспоминаниям матери, нормально. Наступил вечер, и мальчик, который целый день ничего не кушал, попросил поесть. Виктория покормила сына тем, что было с собой. Тут по палатам стали разносить ужин.

– Я взяла тарелку, а женщина, которая разносила еду, говорит: «Вы новенькие? У нас не было указания вас кормить. Не могу дать еды, пока всех остальных не накормлю», – вспоминает Виктория.

– С намеком на то, что на всех не хватит, – добавляет Иван.

– Тогда я начала плакать, объясняла ей: мне же не себе, мне же ребенку, – еле сдерживает слезы Любимова. – Еды она все-таки дала. Яник немного покушал.

ПРИЛОЖИТЬ К БАТАРЕЕ

После ужина к малышу подошла медсестра. Взяла кровь из пальца, дала микстуры от температуры и кашля и вколола еще какой-то антибиотик. Его название Виктория не расслышала: укол был болезненный, Ян плакал.

– То есть они взяли анализы, но даже их не посмотрели, не поставили диагноз: сразу вкололи антибиотик, – недоумевает Иван. – Не размышляли, есть ли у ребенка совместимость с этим препаратом и можно ли совмещать его с антибиотиком, который он принимал в тот же день дома. После этого укола сыну резко стало хуже.

Как рассказывает Виктория, у малыша резко понизилась температура до 36,2, похолодели ручки и ножки. Ни теплые носки, ни одеяла не помогали. Женщина кинулась к врачу.

– Он пощупал сына и сказал, что все нормально, – вздыхает Любимова. – Вялый, потому что, мол, такое течение болезни. О бледности ничего не говорил. А чтобы согреть ребенка, предложил приложить его к батарее.

Через некоторое время мальчик попросился по малой нужде, но сделать этого не смог. На вопросы матери педиатр якобы вновь успокоил: невозможность помочиться – обычная история, ведь кроха потеряла много влаги. Успокаивал Воробьев и тога, когда у Яна участилось дыхание.

Ближе к ночь мальчика снова начало тошнить. Матери выдали регидрон и сказали отпаивать им ребенка. Поила из шприца: ложки под рукой не было.

– Это сейчас я уже знаю, что регидрон применяют в домашних условиях, а в больнице должны были поставить капельницу, причем сразу, увидев его вялое состояние и бледность, – говорит Виктория. – Они должны были не игнорировать признаки ухудшения, объясняя их нормой, а стабилизировать его состояние после антибиотика.

НЕХОРОШИЙ РЕБЕНОК

Когда к рвоте добавилась боль в животе, доктора предложили вколоть мальчику препарат, снимающий спазмы. Виктория отказалась, ведь боль, по ее наблюдениям, быстро прошла. Еще через время Ян стал набрасываться на воду: набрался сил, сам подскочил к кружке, из которой мама потихоньку его поила, и осушил ее.

– Видимо, наступило обезвоживание, – рассказывает Любимова. – Сразу же сын попросился в туалет. В палате было темно, а в уборной, куда я его отвела, был яркий свет. Рассмотрела его лучше и испытала шок: он стал еще более бледным, у него посинели губы, он качался от слабости. Побежала к медсестре, просила срочно позвать врача. Она говорила, что мы сами отказались от препарата против спазмов и что ей надо разместить других пациентов, а врач сейчас принимает других детей. Не знаю, через сколько пришел педиатр: для меня это была вечность.

Воробьев, по словам Виктории, посмотрел на мальчика и подтвердил: действительно, нужна капельница. На часах было около часа ночи. Мама отнесла Яника в палату, где берут анализы. Вокруг ребенка засуетились: пытались найти вены, чтобы поставить катетер. Викторию из комнаты выпроводили. Вскоре Воробьев вышел в коридор. Только тогда, по словам Виктории, он получил результаты анализа крови, и они были некритичными.

– Врач стал звонить реаниматологу: «Тут у нас ребенок нехороший», – делится Любимова. – Я спросила, что происходит. А он объяснил, что сейчас будут решать, в палате ставить капельницу или в реанимацию отправлять. То есть он даже не понимал, что ребенок в критическом состоянии.

«ВАШ БОЛЬШЕ НЕ ПЛАЧЕТ»

Дежурный реаниматолог, 32-летняя Виктория Отченаш, осмотрела мальчика и экстренно направила его в реанимацию. По словам матери, она пришла к выводу, что у Яника двухсторонняя пневмония и гипоксия: срочно нужна была кислородная маска, а в худшем случае придется ввести ребенка в наркоз и подключить к аппарату ИВЛ.

– Она грубила, давила на меня, будто я виновата, что он в таком состоянии, – вспоминает женщина. – До реанимации донесла сына на руках: каталку не предоставили, даже не предложили. По дороге он попроси пить. А реаниматолог сказала: «Какое тебе «пить»! У тебя рвота будет!».

Яника поместили в реанимацию. У мамы на всякий случай сразу взяли согласие на наркоз и ИВЛ. К сыну не пускали. Виктория перенесла его вещи из одной палаты в другую, позвонила Ивану. Плакала. Так как она не спала две ночи подряд, ее просто выключило. Через полчаса женщина проснулась и вновь метнулась в реанимацию. Было около четырех часов утра.

– Ко мне вышел педиатр и начал спрашивать: «А вы точно мне все рассказали, точно ничего не скрываете?», – едва выговаривает Виктория. – И продолжил: «Понимаете, было злокачественное течение болезни». Я подумала тогда: значит, на ИВЛ нужно переводить. Услышала плач из реанимации, спрашиваю: «А почему он плачет, а вы не подходите?». Доктор ответил: «Это не ваш. Ваш больше не плачет…».

СДЕЛАЛА ВСЕ, ЧТО МОГЛА

Дальше – пустырник и слова реаниматолога, которые Виктория запомнила как «Успокойтесь, мамаша, родите еще!».

– Говорила им: «Если бы сразу начали действовать, когда я говорила, он был бы жив!», – вспоминает Любимова. – На это реаниматолог повела глазами: «Я не могу отвечать за других врачей, мне его привели слишком поздно».

Сердце Яника остановилось, когда его вводили в наркоз, чтобы перевести на ИВЛ. Доктора заверили маму: реакцией на наркоз и на антибиотик это быть не могло. При этом, по словам Виктории, Воробьев принялся изучать побочные действие лекарства только после гибели пациента.

– Что они с ним делали в реанимации? – рассуждает Виктория. – Возможно, еще что-то в него «влили». Сомневаюсь, что дали что-то от обезвоживания. Что привело к остановке сердца, нам так и не объяснили.

Ранним утром в больницу примчался Иван.

– Я сделала все, что могла. Ребенок умер. Я пыталась переключить его на ИВЛ, но сердце остановилось, – передает Иван слова Отченаш.

– Мы будем подавать в суд!

– Подавайте! Вы мне еще спасибо должны сказать, что я пыталась спасти вашего ребенка.

– Что значит «пыталась»?! Но ведь не спасла…

МЕЖДУ СНОМ И РЕАЛЬНОСТЬЮ

Родители Яника уверены, что Воробьев и Отченаш допустили халатность: не отреагировали на ухудшение состояния малыша, потом поставили неправильный диагноз и, как следствие, неверно его реанимировали.

– Оказывается, на реаниматолога заводили дело: в 2013 году она чуть не до смерти избила пожилую соседку по коммуналке из-за замечания, – говорит Иван. – А в 2016-ом на нее заводили дело за избиение соседа. Но все это замяли. Так что как она обращалась с нашим ребенком в реанимации, одному богу известно.

Вскрытие малыша провели в Детской больнице Святой Марии Магдалины: своего патологоанатомического отделения в клинике №3 нет. Никакого конкретного диагноза так и не озвучили: в бумаге значится пространное «генерализованная вирусная инфекция».

– Когда мы приходили в больницу с полицией, Воробьев соизволил к нам выйти, – добавляет Виктория. – В том разговоре он сказал, что никакой пневмонии – ни двухсторонней, ни односторонней – не было вообще.

Любимовы обратились в следственные органы, сейчас ждут результаты патологоанатомической экспертизы.

– Мы уверены, что история болезни уже переписана, – считают родители. – Ее копии у нас пока нет: только сейчас узнали, что это нужно было сделать. Дышать тяжело, существуем между сном и реальностью, хочется в окно выйти: какие тут бумажки! Мы хотим привлечь докторов к ответственности, чтобы такие ситуации больше не замалчивали: своего ребенка мы из-за этих нелюдей уже потеряли, но еще можно спасти других.

ЗВОНОК В БОЛЬНИЦУ

«Комсомолка» обратилась в клинику, где лечили четырехлетнего Яна. Сначала нам сказали, что «никто у нас 12 апреля в мир иной не уходил». А затем связали с главврачом Галиной Тюленевой.

– Следствие разберется. Пока заключения патологоанатомов нет, делать какие-то выводы преждевременно, – сказала Тюленева. – Но с врачами уже проводилась работа, и она будет продолжаться.

– В справке написано о генерализованной вирусной инфекции…

– То, что была какая-то инфекция, – это однозначно. Но прижизненные анализы вирусов не выявили. Патологоанатомы будут исследовать более широко, не так, как мы.

– Любимовы говорят, что реаниматолог поставил двухстороннюю пневмонию, а педиатр уже после смерти ребенка говорил, что никакой пневмонии не было.

– Воробьев? Он такого сказать не мог. Пневмонию подозревали, но, в конечном итоге, думали о генерализованной инфекции. А какая именно инфекция, разберутся патологоанатомы.

– Родители жалуются, что ребенка не хотели кормить.

– Понимаете, в каком сейчас состоянии родители? Они в шоке, мы это прекрасно понимаем, они передают все с избыточными эмоциями. Разумеется, еда именно для этого ребенка была не приготовлена, ведь он поступил во второй половине дня. Но он ужинал. За счет тех детей, которые в тот день выписались.

– Еще мама говорит, что несла ребенка в реанимацию на руках…

– Знаю, с медсестрами лично разговаривала. Дело в том, что сама же мама категорически отказалась отдать ребенка.

– А что насчет антибиотика?

– Никаких предварительных анализов на совместимость с антибиотиками не существует. И детям, и взрослым их назначают без предварительных анализов.

– А как же жалобы на ухудшение состояния мальчика?

– Даже прокомментировать не могу. Действительно, ребенок потом побледнел, посинел. Но это был уже финал. А поначалу ничего этого не было.

– У вас действительно в тот вечер было два врача: педиатр и реаниматолог?

– Да, как и положено. Потому что у нас экстренных коек всего 90. В год мы принимает четыре тысячи экстренных пациентов (в среднем по 11 человек в сутки. – Прим. ред.).

Реаниматолог Отченаш комментировать ситуацию отказалась. С педиатром Воробьевым связаться не удалось.

ОФИЦИАЛЬНО:

Старший помощник руководителя ГСУ СК по Санкт-Петербургу по связям со СМИ Сергей Капитонов:

– Ведем проверку. Изъяли медицинскую документацию. Обращение зарегистрировано 13 апреля, срок проверки продлен до месяца.

Анна Послянова

 

---

источник :  www.spb.kp.ru

вернуться в раздел новостей