В России каждый год умирают от рака около 300 тысяч граждан. Как минимум 17 тысяч из них можно было бы спасти, это по силам современной медицине. Чуть больше 6%, но ведь за каждым случаем — судьба, человек, который мог бы еще жить. Нужны эффективная система здравоохранения, ранняя диагностика и соответствующее современным стандартам лечение. Всего этого России катастрофически недостает.
В рамках масштабной задачи, выдвинутой Кремлем, ведущие медицинские институты и рабочие группы (более 60 специалистов) в жестком графике трудятся сейчас над подготовкой Национальной онкологической программы. Обещаны масштабные и поистине революционные изменения в борьбе с грозным недугом. Так чего же ждать россиянам на этом фронте?
Прежде чем ответить на этот вопрос, сравним: в США число умерших от новообразований (на 100 тысяч населения) в прошлом году — 185, а в России — 196,9. За пять лет можно было бы спасти 85 тысяч россиян, целый город! Вот и Владимир Путин подчеркивает: «В области онкологии нет тех результатов, которых ждут от нас люди... Есть движение вперед, но не такое, как бы нам хотелось».
Специалисты, разрабатывающие Национальную программу, используют обширные материалы, в том числе, не сомневаюсь, традиционно приукрашенные рапорты и доклады. А знают ли они реальную ситуацию в первичном звене, где, собственно, и начинаются острейшие проблемы? Я обратился к опытнейшему онкологу, который на условиях анонимности («Не хочу распрощаться с работой») откровенно рассказал о том, что волнует врачей одного из известных московских онкодиспансеров.
— Начну с того, что за последние годы существенно выросли нагрузки на врачей, ведущих прием пациентов, — отметил мой собеседник. — Поток огромный. А на один прием в среднем отводится 15 минут. Этого категорически мало, особенно когда больной приходит в первый раз. Когда-то норматив был 20 минут, их тоже было недостаточно. Сейчас же, когда столько записей надо сделать в разных журналах, в компьютере, вздохнуть некогда. За смену при полной записи (а это повседневная практика) надо принять 24 человека. Но приходят порой и 28-30. Подумать, вникнуть в детали исследований некогда. Увеличивается риск врачебных ошибок. Такой напряженный, безостановочный ритм выжимает докторов, появляются апатия, безразличие к больным...
— А тут еще сокращения штата, — сетует врач. — Знаю диспансер, где в рамках пресловутой оптимизации произошло сокращение, включая медсестер и других, чуть ли ни втрое. Но сиюминутная выгода оборачивается трагедиями и ростом расходов на лечение тяжелых, запущенных больных.
Что касается лекарств, то в Москве, где доплачивает городской бюджет, ситуация не столь напряженная, как во многих регионах. Однако с новейшими зарубежными дорогостоящими препаратами могут возникнуть трудности. Вот ситуация: заказы на конкретный медикамент ограничены. Как быть, если соответствующих больных оказалось больше? По словам моего собеседника, приходится делать мучительный выбор. Обычно решают в пользу людей трудоспособного возраста. Остальным дают другие препараты — менее эффективные и с побочными эффектами. Об этом обычно не говорят, но на практике такие коллизии встречаются.
Дамокловым мечом нависают над медиками страховые компании. Их нередко интересует не качество, эффективность лечения, а наложение штрафов по любому поводу. Как жалуются врачи, страховщики придираются к каждой запятой, требуют все новые и новые документы...
А общая картина такова. Онкологов остро не хватает во многих амбулаторных учреждениях регионов, в том числе и в крупных городах. Например, в Питере один из врачей привел такие цифры: при наличии 175 штатных должностей там всего 113 работающих специалистов. В московском Онкодиспансере № 4, обслуживающем самый многочисленный округ столицы, ведут прием 48 онкологов, а по нормам, утвержденным Минздравом РФ (один онколог на 25 тысяч граждан), должно быть не менее 71 врача. И это в столицах, а что в глубинке? Стоит ли удивляться, что в интернете столько жалоб на изматывающие очереди:
«Дочь больна раком, приходит в моем сопровождении на химиотерапию. Сегодня у нас ушло на это 8 часов. Некоторые в очереди в дневной стационар обедают под дверью, принося судки из дома», «Толпы народа, холл маленький, не развернуться. Коридоры узкие. Больные люди преклонного возраста стоят, подпирая стенку».
Почему же такая теснота? При всем желании диспансер не может расширить площади, увеличить штат онкологов — их просто негде разместить. Небольшое трехэтажное здание построено почти полвека назад, раньше оно было детской районной поликлиникой. А сегодня диспансер обслуживает 1,776 млн жителей Южного административного округа, а также пациентов из других округов — в рамках ОМС. На учете в диспансере — более 38 тысяч онкологических больных. Дневной стационар, операционная, 16 кабинетов, в которых принимают врачи-специалисты. Увеличив все-таки число коек в дневном стационаре (ДС), с очередями в ДС, как мне рассказывали, вроде бы удалось справиться, но в целом площадей катастрофически не хватает. Надо минимум 8-10 тысяч квадратных метров, а сейчас в 5 раз меньше...
Так что если говорить о первичном звене, то на первый план выходят шесть проблем: обеспечение во всех регионах доступности медицинской помощи для онкологических больных, увеличение численности врачей-онкологов, повышение их квалификации, пересмотр нормативов времени приема пациентов, нормальные здания для диспансеров, оснащение их современным оборудованием. Это, разумеется, потребует соответствующего финансирования. Но на чаше весов — жизнь десятков и сотен тысяч наших граждан.
Слово эксперту
Валерий Володин, доктор медицинских наук, профессор, бывший заместитель министра здравоохранения РФ
— Надо признать: наша система здравоохранения оказалась не готова к нынешним вызовам в онкологии. И хотя в России есть прорывные разработки и замечательные хирурги, ведущие операции на мировом уровне, это лишь витрина. А в целом многим пациентам, особенно вне крупных городов, недоступно высокоэффективное лечение по современным стандартам. Надо обеспечить гражданам максимальную доступность для консультаций, обследования, лечения.
Но на деле все не так просто. Когда, например, крупный столичный диспансер вводит свои правила, по которым находящиеся на учете онкобольные, в том числе перенесшие тяжелые операции, имевшие метастазы, должны ежегодно вновь идти к терапевту за направлением (о чем уже рассказывал «Труд» 1 июня с. г.), это не случайная ошибка. Диспансер, предполагаю, хочет сократить поток пациентов, которые сами не платят наличными. А ведь это грубое нарушение приказа Минздрава № 915н (с изменениями и дополнениями от 4 июля 2017 года). В документе, в пункте 22, прямо указывается: «Больные с онкологическими заболеваниями подлежат пожизненному диспансерному наблюдению... в онкологическом диспансере». Теперь представим, что больной пришел к терапевту за новым направлением в диспансер. А терапевт может сказать: мол, сейчас у вас нет видимых симптомов, значит, не надо идти к онкологу. Опаснейшая самодеятельность!
Минздрав должен добиться масштабных перемен в первичном звене здравоохранения на системном уровне. Врачи в обычных поликлиниках и амбулаториях должны быть нацелены на выявление онкологии. Здесь важно обнаруживать даже тонкие изменения, указывающие на раннее предраковое состояние. Ведь лечить саму болезнь неизмеримо сложнее и дороже. Выявление онкологии на первой стадии должно стать первейшей задачей терапевтов и узких специалистов: гастроэнтерологов, гинекологов, офтальмологов, пульмонологов... Установив диагноз, терапевт или гастроэнтеролог направит пациента к онкологу для лечения или предотвращения начала болезни.
Конечно, все это требует создания новой системы серьезной целевой переподготовки докторов. Понятно, новации влетят в копеечку. Деньги для федеральных и муниципальных медучреждений необходимо предусмотреть в бюджете. Но без этого с проблемой не справиться. Особый разговор — про так называемую оптимизацию. Если называть вещи своими именами, то просто решили сэкономить деньги, сократив штат врачей-онкологов, ликвидировав онкологические отделения в поликлиниках. Мол, так пациентам будет лучше. На деле стало значительно хуже. И со временем кто-то должен будет всерьез ответить за это. А пока надо подумать над тем, как воссоздать отлично зарекомендовавшие себя онкологические службы на районном уровне.
Все это должно не только войти в общероссийскую Национальную онкологическую программу, но и быть обеспечено соответствующим финансированием. По силам ли такая задача государству? Уверен: при наличии воли — вполне по силам. Но будет ли она проявлена? Вопрос открытый.
источник : www.trud.ru