Сергей долго сомневался, стоит ли ему рассказывать свою судебную историю. Стеснялся говорить о том, что с ним случилось. Согласился на условиях анонимности, поэтому имя и некоторые личные данные героя изменены.

Сергей заработал ту самую паховую грыжу на работе чуть больше года назад. Работал менеджером, как-то пришлось помочь перетащить с одного места на другое мебель в офисе. Видимо, надорвался. В паховой области начались небольшие боли. Врачи посоветовали не затягивать с операцией. Знакомые порекомендовали сделать её в госпитале ветеранов всех войн на Широкой Речке.

— Операция, как мне сказали врачи, предстояла несложная, — вспоминает Сергей. — Шутили, что её может провести даже незрячий интерн, мол, настолько она простая. Сделали операцию, привезли в палату, вечером я уже мог ходить.

Наутро медсестра измеряла температуру, у Сергея она оказалась повышенной — 37. На следующий день почувствовал боль в паху, там, где прооперировали.

— Боль была колющая, как зубная, надоедливая, ноющая, — рассказывает Сергей. — Заглянул под нижнее белье. Смотрю: всё распухло. Чуть позже от боли уже с трудом ходил.

Сергей пожаловался врачам, те успокоили, мол, это нормально, послеоперационные боли. На следующий день стало еще хуже. Боль уже нельзя было терпеть, температура подскочила до 38–39. Каждая перевязка была как пытка.

— Как ни старались врач и медсестра на перевязке сделать всё аккуратно, я кричал от боли, — вспоминает Сергей. — Тем не менее врачи в моем отделении уверяли меня, что всё в порядке. Сделали УЗИ кровеносных сосудов, оно показало, что всё в норме. Правда, отселили от меня всех соседей по палате, решив, что у меня ОРВИ.

Когда Сергею стало чуть лучше, медики сказали, что всё случилось из-за того, что воспалился имплантант — это специальная сеточка, которую поставили, чтобы она блокировала грыжу.

— А через несколько дней на перевязке я случайно посмотрел на то место, где меня оперировали, и ужаснулся: весь пах, брюшная полость были черные. Я закричал: «Что это?» Медсестра мне: «Не смотри!»

Через несколько дней Сергей в собственной медицинской карте прочитал, что у него, оказывается, были гангрена (некроз тканей), флегмона (острое гнойное воспаление), он был инфицирован золотистым стафилококком. Эта инфекция и вызвала воспаление.

Сергея выписали из больницы через два месяца. Он рассказывает, что жизнь после операции изменилась. Говорит, что теперь стесняется ходить в бассейн и баню. Об ампутации знают лишь близкие друзья. Сейчас он даже может шутить на эту тему.

— А как еще к этому относиться? Плакать и переживать нет смысла, — говорит он. — Да, изменилась интимная жизнь, уже не то. Но девушка меня поддерживает.

Через несколько месяцев Сергей обратился с иском в суд о возмещении ущерба на три миллиона рублей.

— Я пришел в больницу практически здоровым человеком, вышел еле живым. Я благодарен тем врачам из отделения урологии и гнойной хирургии, которые спасли мне жизнь. В госпитале есть хорошие специалисты, настоящие врачи. Но в том отделении, где меня оперировали, произошел сбой системы, который чуть не закончился трагедией, — говорит парень. — И, если кто-то из медиков упрекнет меня насчет этих денег, я отвечу: «Верните мне орган, сделайте меня прежним, и мне не нужны никакие деньги».

Суд сейчас назначил судебно-медицинскую экспертизу по этому делу.

«Проблема не в инфекции...»: комментарий юриста

— У Сергея была плановая несложная получасовая операция, подобных делают десятки в день. К самой операции претензий нет, — комментирует историю юрист Вадим Каратаев, который представляет в суде интересы Сергея. — Но распространенная проблема в том, что очень многие хирурги считают, что после успешно проведенной операции их работа заканчивается. Мол, я хирург, я свое дело сделал хорошо, а дальше вести больного в послеоперационном периоде — дело медсестры. Поэтому были проигнорированы жалобы пациента, не оценили адекватно его состояние.

Линия защиты — адвокат госпиталя — сейчас пытается объяснить, что пациент занес инфекцию самостоятельно. Возможно, порезался при бритье. Но проблема не в инфекции. Золотистый стафилококк живет на коже каждого из нас. Любое повреждение, надсечение кожи неизбежно сопровождается микробным загрязнением. Ни в одной операционной не бывает идеальной стерильности. Но, когда пациент начинает предъявлять жалобы, то есть описывает конкретную клиническую картину, врач должен на это реагировать.

Температура по листу, заполненному медсестрой, — 37, 38. А врач пишет в медкарте совсем другое: нормальная температура, жалоб нет. Проблема тут не в микробной инфекции, а в отсутствии своевременной реакции. Пациент прооперирован 13 марта 2019 года, 18 марта сделали УЗИ, на котором ничего не увидели, и лишь на следующий день уролог, которого наконец пригласили к пациенту, еще до УЗИ увидел воспаление. В эти дни — с 13 по 18 марта — в истории болезни нет ни одного лабораторного исследования: пациенту не провели общий анализ крови, общий анализ мочи, не сделали биохимию. Есть только температурный лист, который врач также проигнорировал. В этот раз для пациента всё закончилось относительно благополучно, его все-таки спасли врачи других отделений.