Новости

Здравоохранение в России: системный кризис

Здравоохранение сейчас является, наверное, одной из самых горячих и самых больных тем как в России, так и в мире. Совсем недавно страну потрясли массовые протесты медиков, вызванные жесткой оптимизацией расходов на отрасль, проводимой правительством РФ. Теперь же систему здравоохранения проверяет на прочность стремительно развивающаяся пандемия COVID-19. Как же устроена охрана здоровья в РФ сейчас? Какие у нее реальные проблемы и что она может противопоставить современным угрозам? Об этом нам рассказал врач столичной городской больницы, из соображений безопасности пожелавший остаться анонимным.

 

Отрасль на задворках

Началом системного кризиса в здравоохранении РФ — своеобразной точкой отсчета — можно считать развал СССР и той системы, которая была создана советскими людьми. После событий 1991 года медицина была выброшена на задворки и финансировалась по остаточному принципу. До 1998 — 1999 года деньги в нее никто не вкладывал. Как видно из доклада, подготовленного Высшей школой экономики, даже в 2002 году расходы на здравоохранение на одного человека в РФ составляли 298,5 долл. США против 305,8 долл. в Латвии и 1801,4 долл. в Великобритании.

«Выезжала» отрасль за счет того, что еще не успели развалить, и врачи, и медперсонал крутились, как могли. Разруха же со временем только усиливалась.

На пациентов тогда легли дополнительные расходы: узкоспециализированные лекарства и расходники для операций бюджет уже не оплачивал, их, как и многое другое, приходилось покупать самим. Руководство мало волновало такое положение вещей — была бы в порядке отчетность.

Ситуация в отрасли была плачевная. Встречались случаи, когда медики вынуждены были подрабатывать сторожами, когда врачи работали не по своей специальности или оказывали услуги частным образом.

В начале нулевых годов запустили проект «Здоровье». Началась так называемая «модернизация здравоохранения».

Поначалу в отрасль «вбухали» огромные средства. В больницы за счет федерального бюджета тогда начало поступать большое количество аппаратуры, в основном зарубежного производства. Появились крупные частные клиники и множество контор, занимающихся поставками медоборудования из-за рубежа. Крупные иностранные производители также начали открывать в стране свои филиалы.

Возможности для «распила бабла» тогда были просто сказочные. Одна сертификация медицинских приборов чего стоила. Грубо говоря, разница между медицинскими ножницами и ножницами, которые мы можем купить в любом хозяйственном магазине, заключалась лишь в том, что у одних есть сертификат, подтверждающий их соответствие требованиям к медицинскому оборудованию, а у вторых — нет. Разница же в цене впечатляла: ножницы, приобретенные у официального поставщика, могли обойтись в десятки раз дороже таких же, но не сертифицированных.

Вместе с зарубежным оборудованием увеличился и поток лекарств из-за рубежа. Они постепенно вытесняли отечественные аналоги: тогда на территории РФ осталось только около десятка заводов по производству медикаментов. А теперь и того меньше.

То был короткий период подъема отрасли за счет вливания средств. Обновилось оборудование, врачи начали активно учиться: осваивать иностранные языки, кататься на международные конференции. Те, кто успешно освоился, изучил новое оборудование, начали делать операции быстрее, лучше, качественнее. И потихоньку стали зарабатывать.

При этом собственное производство лекарств и медоборудования никак не развивалось, расчет был только на импорт. У людей же активно формировался стереотип «отечественное — значит плохое».

Вполне закономерно, что с закрытием проекта «Здоровье» начались проблемы. Поток денег иссяк, массовые закупки импортного оборудования и расходников закончились. А у большинства приобретенного ранее импортного оборудования закончились расходные материалы.

Как ни крути, зарубежные производители поступали достаточно рационально. Фирмы, производящие какие-нибудь дорогостоящие «наркозники» или аппараты «Искусственная почка», с продажи самих приборов не живут. Аппарат в ту или иную больницу они могут и бесплатно поставить. При том условии, что закупать системы капельниц и прочее необходимое для них больница будет только в конкретной компании. И не выполнить это условие практически невозможно: другие капельницы туда просто не подходят.

После обвала рубля в 2014 году возможностей закупать импортное резко поубавилось и отрасль начала «доедать» то, что сумели сэкономить в период так называемого «изобилия». По сути, к прошлому году «копилка» опустела.

Да и отношение к медикам изменилось. Врачам начали выкручивать руки по двум направлениям. С одной стороны, они стали обслуживающим персоналом, обязанным удовлетворить желания клиента. С другой стороны, активизировался Следственный Комитет.

Надо понимать, что в любой практически медицинской операции риск заложен изначально. Болезни у людей протекают по-разному, анатомия индивидуальна, а рентгеновского зрения, чтобы сходу определить эти различия, у врачей нет. Да и осложнения, которые случаются практически при любом заболевании, никто не отменял. Еще в период обучения в ВУЗе будущим медикам объясняют, что это штатное, по сути, явление и вины врача в возникновении осложнений нет. Дело медиков — вовремя отследить его развитие и принять меры. СК же начал цепляться ко всем подряд, что только подлило масла в огонь и усилило недовольство медицинского сообщества.

Да и заработок не радовал. Он и раньше-то большим не был, теперь же, с началом оптимизации, и вовсе. Государство сейчас активно снижает издержки на здравоохранение. Больницы перевели на самоокупаемость: сколько заработали — столько и ваше, на помощь из бюджета сверх этого рассчитывать не стоит.

В связи с этим, кстати, здорово сократили и число самих больниц. Как неэффективные. Если, к примеру, коек в больнице много, а зарабатывает она всего-ничего, то за нерентабельностью или количество мест сократят, или все отделение (а то и больницу целиком) закроют. Особо пострадали инфекционные отделения и специалисты, так как инфекционные заболевания носят очаговый характер, а вне вспышки отделения эти пустые и дохода приносить не могут. Теперь же, в связи с разрастающейся эпидемией, подобная экономия может всерьез нам «аукнуться».

Руководство больниц тогда стало максимально экономить на людях. Начали сокращать штаты, максимально нагружая дополнительной работой оставшихся. За те же деньги. Переписали штатные расписания таким образом, что МЭСы (Медико-экономические стандарты) могли исполняться в соответствии с законом, но не тремя сотрудниками, как ранее, а одним.

Если по прежнему нормативу на на одного доктора должно приходиться, как минимум, две медсестры и до 6 пациентов, то теперь не редкими стали ситуации, когда на реанимацию в 18 — 20 коек приходилось два врача и две-три медсестры.

Получилось, что работы стало в разы больше, а зарплата осталась прежней. Даже майские указы президента были выполнены хитро: повысили оклады, но при этом сняли все надбавки: за вредность, за выслугу и подобные. А это порой 50 — 60% от заработка. Вот и получилось, что распоряжение официально исполнено, а в квитке у медработника та же сумма, что и раньше, а порой и меньше. И ни одной санитарки. А мыть помещения и убирать за лежачими больными нужно.

Администрация больниц пыталась переложить функции санитарок на клининговые компании, но не сработало. Ведь по правилам немедицинскому персоналу в некоторые отделения клиник даже вход запрещен. Вот и пришлось таким образом дополнительно грузить средний медперсонал — медсестер и фельдшеров. Доплачивать за это сначала пообещали, но потом различными махинациями срезали и эти «крохи». А нагрузка на каждую медсестру увеличилась в 3 — 4 раза.

Именно эти проблемы, единые, кстати, что для Благовещенска, что для Новгорода, и вынуждают врачей массово уходить из отрасли.

Попытки же руководства решить эти вопросы больше напоминают пустую болтовню. Ведь вместо того, чтобы платить достойные деньги своим врачам и создавать для них адекватные условия работы, правительство озвучивает идею привлечь к работе в российской медицине врачей-гастарбайтеров. Тот, кто хоть немного знаком с организацией работы здравоохранения в стране, поймет, что это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Ведь врач, практикующий на территории РФ, должен иметь соответствующее российским стандартам образование, подтвержденное патентом, разрешающим работу в данной сфере. Он должен уметь назначить лечение в соответствии с российскими стандартами, которые во многом отличаются от стандартов зарубежных. Да и язык пациента он должен знать на том уровне, чтобы суметь правильно и без труда понять его жалобы.

Поэтому привлечение гастарбайтеров вряд ли пройдет гладко и сумеет хоть в какой-то мере решить вопрос нехватки врачей в РФ. Эта идея больше напоминает очередную попытку надавить на медиков и вынудить их принять навязываемые условия игры.

Кризис медицинского образования

Негативные изменения коснулись не только работы медиков, но и системы медицинского образования. Они тесно связаны с тем, что происходило в системе образования РФ после развала Союза, но есть пара моментов, которые хотелось бы осветить.

Особенно ярко видны провалы в системе медицинского образования на примере хирургии. Хирургические специальности требуют развития мелкой моторики рук. Этому невозможно научиться по одним книжкам, необходимо большое количество практики.

Примерно до 2005 года еще существовали остатки советской школы: при ВУЗах еще существовали анатомические театры, в которых студенты видели, как выглядят настоящие человеческие органы, с которыми им впоследствии придется работать. Ведь иначе, не потрогав их, не ощутив их кончиками пальцев, невозможно научиться оперировать.

В 2005 году решили, что такой подход дорог и несовременен. Гораздо проще выучить теорию по учебникам, а для визуализации создать 3D-модели. Ведь кроме чисто финансового вопроса, который сам по себе в современных условиях довольно велик, с работой анатомичек связан ряд юридических сложностей. Анатомический театр — это, в первую очередь, тела умерших людей. Их необходимо где-то брать, при этом оформляя все официально на государственном уровне.

В СССР все это проходило через Медицинский институт и через Медицинский анатомический театр. И все ВУЗы имели базу в виде больниц, в которых были собственные морги. Там студенты могли понаблюдать за вскрытием и даже поучаствовать в нем самостоятельно. А тела умерших, которые не забирали родственники, перед похоронами за счет государства отдавались на определенный срок в анатомические театры.

В современном мире разные государства по-разному решают эту проблему. Показателен, к примеру, подход Гданьского мединститута, при котором существует анатомический театр. Его руководство предлагает гражданам за определенную сумму денег завещать свое тело после смерти анатомическому театру на три года. После истечения этого срока человека хоронят за счет института и в течение длительного срока ухаживают за могилой. Подобное встречается и в Европе.

В России такой практики нет. Поэтому в медицинском образовании постепенно образуется провал. Сначала на уровне ВУЗов, а потом уже и в ординатуре.

Ординатор — специалист, окончивший институт и получивший диплом врача, но еще не освоивший хирургической специальности на практике. Если исходить из современных российских реалий, это может быть человек, вообще не державший реального хирургического инструмента в руках и ничего не умеющий. Такому специалисту за 2 года ординатуры при одной из больниц необходимо освоить выбранную специальность на практике.

Но на процесс обучения тут зачастую наслаиваются современные реалии российских больниц. Загруженные по уши бумажной волокитой доктора, вместо активного включения новичков в практику, стараются максимально переложить на них оформление документов. И в результате такого подхода через 2 года ординатуры из стен больниц выходит сертифицированный врач-хирург с уровнем знаний и умений гораздо ниже нужного. Лучшее, что может подобный специалист, — работать в той больнице, где обучался и где успел выучить «кухню».

Есть ли будущее?

Недостатки образования накладываются сверху на уже имеющиеся проблемы отрасли, и в результате получается малопривлекательная картина.

К низким заработным платам врачей и медсестер и плохому материальному обеспечению добавляется огромное количество бумажной работы. Если взять, к примеру, современную историю болезни, которая заводится на каждого пациента, то там первые 15 – 20 страниц вообще не связаны с лечением. Это различные статистические талоны, согласие на обработку персональных данных и различные манипуляции и тому подобная волокита.

К тому же же сейчас установлены довольно жесткие юридические рамки, связанные с работой врачей и медперсонала. Обратите внимание на уголовные дела, которые заводятся в связи с различными врачебными ошибками. Многих удивляет, что врачи молчат, ничего не говоря в свою защиту. А дело-то все в том, что говорить они не имеют права, потому что связаны законом о защите врачебной тайны. Именно поэтому врачам очень трудно отвечать на многочисленные обвинения в свой адрес.

Вполне логично, что мало кто из специалистов хочет по доброй воле работать в подобной системе. Поэтому большинство врачей сейчас и тянется в частные клиники. И переманивает за собой тех пациентов, которые в состоянии оплатить лечение, чтобы не связываться с действующей в стране системой обязательного медицинского страхования (ОМС), по которой необходимой процедуры человек может ждать неделями, а то и месяцами.

И эта вынужденная тяга к платной медпомощи очень выгодна сложившейся в РФ капиталистической системе. Сознательно усугубляя ее таким образом, государство снимает с себя остатки обязательств по социальной защите и поддержке своих граждан, которые еще сохранились со времен СССР.

Если события и дальше будут развиваться подобным образом, недалек час, когда здравоохранение в РФ станет полностью платным, а поэтому недоступным для значительной части населения. Как в США или Великобритании, которые для либерально настроенных умов являются стойкими примерами для подражания.

Ситуация с коронавирусом в этих странах показывает нам, как такая организация медицины способна справляться с какими-либо серьезными эпидемиологическими угрозами.

 

---

источник :  www.rotfront.su