Новости

«Реформы последних лет угробили наработки нашей медицины». Медсестра о том, как изменилась система здравоохранения за последние 30 лет

21 июня отмечается Всемирный день медицинского работника. Откровенно поговорить с кем-то из сотрудников, практикующих в данный момент, без согласования с региональным Минздравом практически невозможно. Мы пообщались с бывшей медсестрой хирургического отделения Котельничской ЦРБ, посвятившей более 30 лет медицине. Любовь Белова рассказала порталу Свойкировский о правилах работы в вип-больнице, взгляде на современную медицину и врачебных ошибках.

 

16 человек на место

«Моя мама по специальности фармацевт. Так что я переняла профессию по наследству. Правда, не получилось поступить в институт. Но я получила среднее специальное образование. И уже в училище из всех дисциплин выделяла именно хирургию.

По окончании училища мама меня никуда не отпустила, пришлось остаться в Котельниче. А вакансий в больнице не было, конкурс большой - 16 человек на место. Мне повезло - в 1971 году в поликлинике планировали открывать травматологический кабинет. Меня взяли. Начинала работать с замечательными докторами. Человек я любопытный, и на всех осмотрах, опросах слушала внимательно, вникала во все нюансы: какие лекарства выписывают, как делают перевязки. Особенно много работы было по вечерам: шли пациенты и с аппендицитом, и с травмами. Благодаря докторам научилась вскрывать абсцессы, шить раны, обезболивать. Сначала, конечно, ассистировала, потом сама - под присмотром докторов.

Потом снова уехала поступать в институт в Тверь, где познакомилась с будущим мужем, осталась там работать, но потом вернулась в Котельнич, пока жених служил в армии. Прошла курсы и устроилась медсестрой-анестезистом. Первый день, когда вышла на работу, 4 января, запомнила до мельчайших деталей.

Накануне мне снился сон: поступил к нам пациент с аппендицитом, я начала давать наркоз маской с эфиром, а у мужчины остановилось дыхание. Я вывела его из наркоза, подала кислород, он начал дышать. Я снова подала эфир - и снова остановилось дыхание. Я проснулась в холодном поту, уснуть больше не смогла. Пришла на работу, рассказала врачу свой сон. Он говорит: «Ничего не бойся, я всегда днём рядом, а вечером уйду домой - буду на телефоне». Я успокоилась. И в этот день к нам поступил ребёнок с аппендицитом. Я начала давать ему наркоз… и у него остановилось дыхание. Я вывела его из наркоза, дала кислород - он задышал. Я снова потихоньку начала вводить его в наркоз. Слава богу, второй остановки дыхания, как во сне, у него не было. Такая вот ситуация - нарочно не придумаешь. Радует то, что я действовала чётко - во сне я всё проделала дважды, так что в реальности оставалось только повторить.

Жёсткие правила обкомовской больницы

Летом того же года пришёл из армии мой будущий муж, и мы с ним уехали в Тверь. Там пошла устраиваться на работу: просто шла по улице, спросила у прохожего, где есть больницы поблизости, мне показали. Я зашла - и сразу к главному врачу, документы у меня были с собой. Та очень обрадовалась: «Мы открываем отделение кардиологии, в котором будет палата интенсивной терапии, и нам очень нужны медсёстры вашего профиля». Оказалось, что больница эта обкомовская (для партийных работников - прим. ред.). Отделение кардиологии шикарное: с лучшим оборудованием, с очень грамотными врачами, медсестёр отбирали очень жёстко - по рекомендациям, с опытом. Меня потом многие спрашивали, как я туда попала. Чтобы там работать, надо было «пролезть через игольное ушко».

Порядки были жёсткие: к пациентам надо было обращаться только по имени-отчеству, всегда доброжелательно, внешний вид строго опрятный. Были там специально оборудованные палаты для руководителей высокого ранга. Персоны лежали разные, например, главный редактор журнала «Коммунист», актёр Михаил Жаров (сыграл роль Меншикова в фильме «Петр Первый» - прим. ред.), чиновники, руководители предприятий - в общем, бомонд. К медперсоналу, кстати, относились очень хорошо. Обращались тоже только по имени-отчеству. Никаких «сестричек», «танечек», «олечек».

Помню, как-то у нас лежал директор одного краснознамённого совхоза. И то на отделение его переводят, то к нам в палату интенсивной терапии (мы её называли палатой реанимации). Попадёт к нам - мы его подтянем, подлечим, нормализуем, его переводят в общее отделение. Там придёт кто-нибудь из коллег, тяпнут по рюмочке коньяка - и снова он к нам в реанимацию попадает. Месяца три он у нас пролежал. Весь персонал знал по именам и был очень благодарен, что выходили: на Новый год всем врачам, медсёстрам, санитаркам из его совхоза привезли свежие огурцы, на восьмое марта - свежие помидоры. А ещё отделение новое - цветов не было, а в этом совхозе был розарий, и нам тогда розы привезли комнатные. И розы эти до сих пор на подоконниках стоят.

«Ты в операционной - бог и царь! Ты отвечаешь за всё!»

Так получилось, что мы снова вернулись в Котельнич - мама нас уговорила. Когда сыну было 6 месяцев, вышла на работу в хирургическое отделение, сначала в процедурный кабинет. Потом по просьбе заведующего отделением перешла операционной медсестрой. Запомнила слова врача: «Ты в операционной - бог и царь! Ты отвечаешь за всё!» Операционная сестра следит за хирургом, смотрит за больным, за санитаркой, за сестрой-анестезистом, за врачом-анестезиологом, рентген-техником, если его вызывают.

Были, конечно, разные случаи, и ругались доктора, и инструменты, бывало, летали. Но сёстры в операционной, как правило, работают грамотные, улаживают любую ситуацию. Вообще грамотная медсестра для врача - это спасение. Вы представьте: идёт операция, и если медсестра не знает её ход - какой инструмент подать при работе на том или ином органе, какую нить - это катастрофа. В лучшем случае для пациента это инвалидность, а в худшем - летальный исход. Мелочь может привести к непоправимым последствиям: задели рану нестерильными руками - может загноиться.

По семейным обстоятельствам я вынуждена была уйти из хирургии, но в 1981 году снова вернулась. И до 1997 года я так и проработала там сестрой-анестезистом. Были ситуации, когда одна оставалась на все отделения, это, конечно, тяжело. По закону подлости в такие моменты начинают поступать пациенты один тяжелее другого. Например, работаешь одна на всю ЦРБ (а у нас тогда было пять операционных и родильное отделение, не считая перевязочных), днём идут плановые операции, а когда рабочий день заканчивается, поступают экстренные пациенты. И пока всех не прооперируют, никуда не уйдёшь. Был у меня случай, когда отработала день, уехала домой, приезжаю на автобусе, а меня у подъезда уже ждёт скорая. Зашла к мужу в цех, благо жили рядом, сказала, что я в отделение снова. Развернулась и обратно на работу.

Мужу очень благодарна за его терпение. Дети так и выросли с ним днём и ночью: они даже если просыпались, то звали папу, а не маму - настолько привыкли. И праздники, и выходные попадались в графике работы. Если у мужа не было времени, я забирала детей на работу, там они находились в комнате для дежурного операционного персонала.

«Самое страшное - когда ты бессилен»

Был у нас случай, поступила девочка, лет трёх: глаза большие, ресницы длинные, как куколка. Столько она нам песенок спела, столько стихов рассказала. А у неё анаэробная инфекция - это когда попадает микроорганизм, который развивается без доступа кислорода. У неё был отёк нижней челюсти, думали, что это от зубика. Отправили на операцию. Сделали разрез, искали гной - найти не могли. Вызвали лор-врача, чтобы исключить заболевание уха, посмотрели - всё чисто. Брали анализы. Выявить именно анаэробную инфекцию очень сложно, так как микроорганизм погибает при попадании в кислородную среду.

После операции оставили её в перевязочной – отделения реанимации тогда ещё не было. Был организован «индивидуальный пост». Сёстры-анестезисты и капельницы ставили, и инъекции, и перевязки делали. Маму ребёнка тогда уже не пустили. Вызвали врачей из Кирова, но сделать ничего не смогли: через двое суток девочка умерла. Сестра-анестезист, при которой эта девочка скончалась, две недели плакала: это настолько морально тяжело, когда ничем не можешь помочь. Вот это самое страшное в нашей работе.

Вообще, в отделении реанимации работать очень тяжело - и морально, и физически. Пациенты находятся самые тяжёлые, поэтому часто бывают летальные исходы. Сказывается бессилие, невозможность помочь. Так что хирургия, и анестезиология с одной стороны, очень интересное место работы, но с другой стороны, очень тяжёлое. Потому и врачи, бывает, выпивают, и юмор у нас чёрный, и считают нас грубыми людьми. Но это отпечаток профессии.

Помимо моральной нагрузки, тяжело и физически. Особенно сильно достаётся именно медсёстрам: поступает пациент, его надо положить на каталку, увезти, снять с каталки, приготовить стол. Таскаешь биксы (стерилизационный контейнер - прим. ред.), где тяжёлые инструменты, огромные коробки с лекарствами. У всех сестёр болят руки, ноги, спины. Если в больших клиниках несколько бригад, то в районной больнице бригада одна, и никак не выйдешь, пока у больного не закончится операция. Ни поесть, ни в туалет сходить – терпи. Так что стояли по 6 часов подряд, и по 8, и по 12.

«О врачебных ошибках надо говорить»

В медицине не должно быть посторонних людей, там должны работать только фанаты своего дела. Вообще медицина - очень ответственная сфера, я всё время говорила своим студентам (Любовь Викторовна преподавала в Котельничском медколледже - прим. ред.): «Если у машины что-то выходит из строя, её спишут. А человек? Человека на свалку не спишешь и на запчасти не разберёшь!» Со студентов медколледжей и университетов надо драть три шкуры, я так считаю. Троечников не должно быть - это моя принципиальная позиция.

Врачебная ошибка - это очень спорный момент, но говорить о них нужно. В основном те, кто их допускает, - это бывшие студенты-троечники.

Безусловно, промахи встречаются. Но каждый случай очень детально разбирается на врачебной комиссии, с самого начала анализируется тяжесть состояния больного, развитие заболевания - кто на каком этапе что просмотрел. Например, роковую роль может сыграть первичный осмотр: фельдшер скорой на вызове оценивает состояние пациента, оказывает помощь, которую считает необходимой. И если он ставит неправильный диагноз, врач тоже может пойти по неверному пути и назначить не то лечение. В этой цепочке всё очень тонко и нельзя ошибаться никому.

Бывают у докторов ошибки ненамеренные, а бывает просто халатность врачей. Был у нас в отделении хирург, очень самоуверенный. К нам поступил мальчик с аппендицитом. Вообще разрез тканей проходит постепенно - буквально по миллиметру, слой за слоем. А этот хирург решил продемонстрировать свои «умения» и одним движением вскрыл скальпелем всю брюшную стенку. Операция тогда прошла за 15 минут. Но при взмахе скальпеля он задел кишку. Буквально на следующий день ребёнку стало плохо. Никто не мог понять, в чём дело. Наблюдали ещё сутки, а потом решили снова оперировать: думали, что во время операции забыли салфетку. А оказалось, что задетая кишка протекает, и вся жидкость скапливается в брюшной полости. Пришлось аккуратно зашивать кишку, потом и саму брюшную полость. В итоге мальчик вместо недели пролежал месяц в больнице. Вот это, я считаю, халатность и неоправданная бравада.

Врачи зажаты временными рамками

С моей точки зрения, проводимые в последние годы так называемые реформы просто угробили наработки нашей классической медицины, низвели всё, что было сделано. Медицина - это не только порядок механических действий, это общение с пациентом. И всё должно быть настроено на работу с пациентом, а этого сейчас нет. Поэтому больные ходят неудовлетворённые и недолеченные.

Например, лежит в отделении пациент, лечит одно заболевание и на обходе начинает говорить, что у него ещё вот тут болит и там болит, а доктор отмахивается и говорит, что вы поступили с одной проблемой, вот её и будем лечить, а с другой обращайтесь к другому доктору. Раньше такого бы не допустили: доктора выспрашивали всё о самочувствии и записывали на консультации к другим специалистам.

Что касается районной медицины, так её вообще убили. На базе нашей больницы хотели сделать межрайонную, но так и не сделали. Сейчас все отделения утрамбованы в одном здании, в отделении хирургии делают самые простейшие операции. Врачей квалифицированных практически нет, все разъехались.

Медики на приёме сейчас зажаты временными рамками, и у них не хватает времени внимательно выслушать и опросить пациента. И почему-то эти рамки постоянно сужаются, а функционал - добавляется: записать в карточку, внести данные в компьютер, назначить анализы, рентген, УЗИ и т.п. И получается, что врач пациента опросить нормально не может и записать торопится. А за дверями уже следующий.

Я считаю, что нужно менять формат работы ещё на этапе регистратуры: привлекать для работы в ней грамотных специалистов, чтобы они фильтровали потоки пациентов, узнавали, что болит, и давали направления, пусть даже не к одному специалисту, или увеличить, а не сокращать время приёма.

А вообще такие нагрузки, которые сваливались и сваливаются на медиков, под силу только людям, искренне погружённым в свою профессию. И ещё: оплата у медиков не по нагрузке, её надо пересматривать».

Инна Вертинская

 

---

источник :  kirov-portal.ru