— Я считаю, то, что произошло с моим мужем, не врачебная ошибка. Нет, ошибка, на мой взгляд, это когда ты сделал всё, что мог, но логика увела тебя в другую сторону. А то, что произошло с Денисом, случилось из-за халатности, из-за того, что не было сделано обязательное обследование, поэтому был поставлен неправильный диагноз.

Мы беседуем с Александрой в палате реабилитационной клиники Ирины Волковой. Ее муж Денис лежит на кровати и слушает нас. Пока он может четко произнести только два слова: «да» и «нет». У Дениса абсолютно сохранены интеллект и профессиональная память. Иногда вместе с врачами с помощью этих самых «да» и «нет» они подбирают нужные препараты для него самого. У Дениса был опыт работы в клинической фармакологии. Иногда он говорит свое «да» с улыбкой. Иногда очень серьезно. Александра спрашивает:

— Скучаешь по работе?

— Да, — вздыхает он.

— Надо бороться: вставать и возвращаться.

Денис и Александра Серёгины — врачи из Тулы. Работали в местной городской больнице. Денис много лет был участковым терапевтом, а еще работал в отделениях неотложной кардиологии, ревматологии. Окончил медицинский институт, опыт работы в медицине 15 лет. Он родился в медицинской семье: мама — терапевт, папа — реаниматолог.

Александра — терапевт в женской консультации той же больницы, где работал муж. Их 17-летний сын тоже мечтает продолжить династию, готовится к поступлению в медицинский институт. Трагедия с отцом не изменила его решения. Так случилось, что неправильный диагноз, поставленный коллегами, чуть не закончился непоправимой бедой.

Тульская лихорадка

Всё началось летом 2018 года. Денису тогда было 38 лет, никаких проблем со здоровьем не было, в больницах ни разу не лежал. Вместе с женой и сыном он отдыхал в деревне на даче, когда вдруг почувствовал себя плохо: температура, сильная головная боль. Врач обратился к своим коллегам.

— По жалобам поставили диагноз «тульская лихорадка», — вспоминает Александра. — Ее еще называют мышиной лихорадкой. Это геморрагическая лихорадка с почечным синдромом, при которой поражаются почки. Это вирусное заболевание. Переносчик — мыши. Мы называем ее тульской (неофициальное название диагноза. — Прим. ред.), потому что наш регион — эндемичная зона. Мужа положили в больницу. По сути, диагноз поставили наобум. Если бы послушали сердце, взяли бакпосев — проверили кровь на стерильность, как это и положено было сделать в инфекционном отделении, диагноз был бы другим. Мы в тот момент доверились коллегам, из профессиональной этики муж не стал вмешиваться в работу врачей, которых знал лично.
 

Денису назначили гормональные препараты. Головная боль у него прошла. Но начались температурные «свечи» — резкие скачки температуры до 39–40 °C. По телефону Денис говорил жене: «Чувствую, что со мной что-то не то происходит». В один из дней он на несколько часов вдруг потерял память. А через неделю Денис попал в реанимацию: кома, отек мозга. Друзья Дениса — врачи-реаниматологи — взяли бакпосев крови, сделали анализ спинномозговой жидкости и поставили правильный диагноз. У Дениса оказалось редкое инфекционное заболевание, которое поражает сердце: инфекционный эндокардит.

— Лекарства, которые ему прокапывали в инфекционном отделении, спровоцировали развитие инфекции, — говорит Александра. — Да, вирус эти гормоны бы убили, как вот сейчас, например, гормоны применяют при лечении коронавируса. А на ту инфекцию это как бочка пороха в костер! Полыхнул сепсис, развился ДВС-синдром, когда падает до нуля свертываемость крови. И через несколько дней случились отек мозга и кома.

Инфекционный эндокардит встречается нечасто. Может развиться как осложнение при гайморитах, отитах. Хотя даже обычный кариес может быть источником инфекции. В случае с Денисом инфекцию вызвал стафилококк, который принято называть условно-патогенными микробом. Он может годами обитать в организме, не причиняя вреда, под контролем иммунитета. Но при каком-либо сбое защитных сил вызывает воспалительный процесс.

В Тульской областной больнице Дениса прооперировали, удалили селезенку, которая была вся в гнойниках: сепсис поразил органы. Александра объясняет:

— Надо было убирать другие очаги воспаления. Один из очагов — клапан сердца, он был изъеден инфекцией. Нужно было оперировать его. Но Дениса никто не брал на операцию. Наша Тульская областная больница писала письма во все крупные специализированные центры России: «Помогите, возьмите на операцию!»

Но нашлись те, кто пошел на профессиональный риск: Дениса согласились взять московские врачи в центре трансплантологии и искусственных органов имени Шумакова. Тульскому врачу успешно сделали операцию на сердце.

— А еще Денис выжил благодаря пациентам. Уверена, что в тот момент, когда всё было на грани, они его отмолили. Помню, тогда я пришла в церковь. Священник сказал мне: «Вы сегодня уже тридцатый человек, кто просит помолиться за здравие доктора Дионисия».

Мог лишь открывать глаза

Жизнь Денису спасли. Но, как вспоминает Александра, при выписке он был в «абсолютно вегетативном состоянии». Дышал с помощью трахеостомы (искусственное дыхательное горло, сделанное с помощью надреза в трахее). Кормили через гастростому (искусственный вход, отверстие в полость желудка через брюшную стенку). Он мог лишь открывать глаза.

К счастью, тульского врача взяла другая московская больница — ГКБ имени Юдина. В то время ей заведовал Денис Проценко, будущий главврач нынешней знаменитой Коммунарки — главного ковидного госпиталя страны. Прямо в отделении реанимации начался первый этапа реабилитации.

— Нас учили жить заново, — говорит Александра. — И эти первые элементы реабилитации были очень простые, но очень важные. Во-первых, нас поразило человеческое отношение ко всем пациентам. Во-вторых, индивидуальный подход. Нам разрешали, точнее, рекомендовали то, что обычно не разрешают в других реанимациях: слушать музыку, разговаривать с ним, показывать фотографии, класть на язык кусочки его любимой еды. То есть заново оживляли, заставляли работать все рецепторы.
 

Александре разрешали быть в реанимационной палате рядом с мужем. 15-летний сын жил в Туле с бабушкой. После первого этапа реабилитации Дениса выписали. Они вернулись в Тулу, в центр местной реабилитации. Через какое-то время Александра забрала его домой. Говорит, что Денис только ухудшался в этих больничных условиях: отказывался есть, не хотел ни с кем контактировать.

Александра вышла на работу. Пособие по уходу за инвалидом первой группы — 1200 рублей. Жить всей семьей на пособия по инвалидности было тяжело. С Денисом сидел его папа. Летом в каникулы сиделкой был сын.

— Знаете, получилось так, что многие друзья, которые помогали первое время деньгами, поддерживали на словах, постепенно про нас забыли. Я понимаю, у всех работа, своя жизнь. Зато Дениса не забыли его пациенты. Вот они-то постоянно навещали нас. Например, пациентка, у которой Денис когда-то выявил саркому, проявив бдительность, назначив нужные анализы. Ее успешно прооперировали, она вернулась к жизни… Или сын другой пациентки: когда мы с Денисом заболели коронавирусом, он помогал нам купить препараты, которые в тот момент сложно было достать. Кстати, в тот момент, когда муж заболел COVID-19, нам снова пришел на помощь Денис Николаевич Проценко, ставший уже главврачом Коммунарки. Мы были с ним на связи, он консультировал нас.

В суд на больницу Александра подавать не стала. Говорит, что не хотела втягивать в разбирательства коллег и друзей Дениса, которые откачали его в реанимации. Да и самой не хотелось ввязываться в это, тратить время и деньги на судебные тяжбы. Нужно было заниматься мужем.

Отказывали в хваленых центрах

Два года Александра пыталась устроить Дениса на реабилитацию. Посылала запросы в федеральные центры. Везде получала отказ: нулевой реабилитационный потенциал. Команда общественной организации «Метелица», узнав историю тульского врача, начала помогать им, договорилась с президентской клиникой в Москве, чтобы Дениса взяли на реабилитацию. Но за неделю до приезда клинику закрыли на карантин по коронавирусу.