Новости

Провинциальные врачи рассказывают, что творится в медучреждениях глубинки

Сергей Ростиславович Логинов, участковый терапевт, Городская больница №2 (город Златоуст, Челябинская область)

«В декларации говорится о том, что врачи несамостоятельны, что на них оказывают давление. И действительно, у нас постоянно проводятся какие-то проверки: и от министерства, и от страховых компаний. Эти люди не вылезают из поликлиник, проверяют карточки. За какие-то недочеты, отклонения от стандартов, инструкций, приказов — штрафы.

Нас пока штрафуют косвенно, хотя некоторых врачей штрафуют напрямую. Косвенно — это когда берут деньги с поликлиники, которая потом не может приобрести какой-то инвентарь, реактивы для анализов, лишает врачей премии и так далее, при том что мы получаем 15–16 тысяч в месяц, а некоторые и меньше. Нас проверяют 2–3 раза в месяц точно: шаг вправо, шаг влево — расстрел. В работе участкового терапевта творчество абсолютно выхолощено — одни сплошные бумажки. Это невыносимая обстановка для практических докторов. Я каждый день думаю о том, чтобы уйти из профессии, но вы не понимаете, как сложно в городе найти работу. Однако такое стремление у меня есть давно. А вообще, обидно: профессия ведь интересная, интеллектуальная, творческая.

Доктора понимают, что могут быть наказаны, но они не в состоянии постоянно держаться стандартов. У нас периферия, и тут дела обстоят не так, как в Москве. Вот, например, уже полгода в нашей больнице невозможно сделать флюорографию и рентгеновские снимки. Какие-то анализы то можно сделать, то нельзя. Приходится больным предлагать договариваться с другими больницами Златоуста. Но там справедливо могут отказать. Некоторые другие исследования тоже не всегда удается сделать: нет оборудования или оно на ремонте, нет специалиста — он один в больнице и отправился в отпуск или на обучение.

В заполнении разных справок, бланков, направлений для консультации в больнице или клиническом центре есть масса сложностей. Объемы всех необходимых документов очень большие. Получается, что врачи на периферии не заинтересованы в том, чтобы направлять пациентов на какие-то особые исследования: оформление бумаг слишком трудоемко. В итоге оборудование простаивает.

Порой пациенты не понимают нас: приходят в поликлинику, им не нравится, как с ними общается врач. Но они не отдают себе отчета в том, чем это обусловлено: просто доктора с утра загрузили по шею, поэтому он не в состоянии даже улыбнуться и по-человечески пообщаться с пациентом.

Так что проблемы есть, они в декларации описаны. Но, думаю, на первых порах это ни на что не повлияет. Она, на самом деле, очень недоработанная, сырая. Но если рассматривать ее как сигнал для врачей, чтобы собраться и сделать более продуманный документ, то да, идея хорошая. Не думаю, что за такое мое мнение, за критику мне грозят какие-то репрессии: наша администрация, наши доктора с интернетом не дружат. К примеру, у нашей больницы есть сайт, но он в совершенно застойном состоянии: каким его сделали несколько лет назад, такой он и есть сейчас».

Виталий Юрьевич Мишанин, анестезиолог-реаниматолог, Лискинская центральная районная больница (Воронежская область)

«Я не боюсь, что ко мне применят какие-то санкции за подписание декларации. Подобных случаев не знаю, да и слишком мало осталось врачей, чтобы с ними так поступать. Хотелось бы, конечно, верить, что декларация улучшит ситуацию, но вряд ли. Почему я тогда подписал? Просто утопающий хватается за соломинку.

Факт: в нашей медицине нужно что-то менять. Сейчас есть очень много инструкций и приказов, которые, кажется, пишутся людьми, далекими от практического здравоохранения. Но интересно, что приказов и регламентов по нашей службе (я анестезиолог-реаниматолог) нет вообще. С одной стороны, это хорошо, потому что мы вроде бы предоставлены сами себе и нас нельзя загнать в рамки. Но с другой стороны, это плохо: когда возникает какая-то конфликтная ситуация, не на что опереться. Получается, что мы все время ходим по лезвию ножа. У меня проблем из-за этого не случалось, но у коллег были конфликтные ситуации с участием прокуратуры. Слава богу, никого из моих знакомых не осудили.

Я считаю, что стандарты нужны, но все же не такие, которые бы очень строго регламентировали действия. Ведь приходится лечить не болезнь, а человека. Я видел, как работают врачи за границей. Там медицина обезличена, доктора действуют по стандарту: выполнил, что предписано, а какой результат — не интересует. У нас тоже пытаются это ввести, и молодым врачам, воспитанным новой системой, так же все равно. Специалистам старой закалки, которые привыкли работать с человеком, приходится идти, по сути, на должностной подлог.

Очень многие врачи пишут для страховых компаний историю болезни так, как нужно, а больной лечится так, как доктора считают необходимым. Различия могут быть в назначениях препаратов, исследований, дозировок, сроков лечения. В Израиле, где я был, страховая компания участвует в процессе работы врача с пациентом, ее эксперт подписывается под каждым диагностическим мероприятием, назначением лечения. Наши страховые компании проверяют это постфактум. А задним умом все крепки. Конечно, в таком случае можно найти все что угодно.

Оборудования, в принципе, сейчас вполне достаточно. Но часто не хватает шприцов, обычных стерильных перчаток, наборов для катетеризации центральных вен, многих медикаментов. С последними дела сейчас обстоят отвратительно. Приходится экономить, как-то выходить из положения. Раньше медикаменты закупались просто: нужно что-то — поехали, купили. А сейчас все, что дороже 100 рублей, приобретается через тендеры. Это длительный процесс. Но все учесть невозможно, поэтому и возникают провалы в обеспечении.

Пациентов мы не нагружаем, лечим их тем, что имеем. Существует указание начальства не говорить больным о лекарствах, которыми мы не можем обеспечить. Были времена, когда мы говорили родственникам о такой возможности. Но потом они шли в страховую компанию или даже в прокуратуру, предъявляли счета. То есть мы с лучшими побуждениями обращаемся к родственникам, а потом получаем по шапке от начальства. Вот уж действительно, дорога в ад вымощена добрыми намерениями. В других населенных пунктах области, насколько я знаю, дела обстоят практически так же. Думаю, правда, что в городах покрупнее лучше с обеспечением лекарствами и оборудованием. К тому же в наших областных больницах родственников пациентов не жалеют: выдают список, что они должны приобрести. В малых городах, центральных районных стационарах это категорически запрещено.

В нашей больнице штат укомплектован. Из районных больниц области она, пожалуй, одна такая. Просто у нас город молодой, и администрация заинтересована в его развитии, обеспечивает врачей квартирами, лояльно относится к специалистам».

Владимир Петрович Писарев, хирург, заместитель главного врача, Усть-Лабинская центральная районная больница (Краснодарский край)

«Когда я в 1979 году закончил институт, я был практически подготовленным специалистом. Сейчас же приходят такие выпускники, что складывается впечатление, будто они перешли только на пятый курс. Находясь в ординатуре, интернатуре, они не могут самостоятельно выполнить банальную аппендэктомию. Когда я учился, я свободно подрабатывал медбратом, и в хирургическом отделении мне удавалось иногда проассистировать или даже прооперировать. Сейчас же студент не может устроиться в качестве медбрата или медсестры. А если и есть какой-то такой закон, то я с его реализацией не сталкивался. Талантливые, трудолюбивые ребята, конечно, со временем набираются опыта, но уже после университета, то есть теряют драгоценные годы, хотя могли бы это все освоить еще в вузе.

Кадры у нас укомплектованы чуть больше чем на 60 процентов, на 16 участков 6 терапевтов. При этом нужно проводить диспансеризацию работающего населения. Такой дефицит работников возникает из-за того, что студенты после окончания института и получения дипломов растекаются в фармацевтические, парамедицинские компании, становятся медицинскими представителями, уходят в частные клиники. В советское время было положено после института отработать три года по направлению. А сейчас диплом выдается на руки — и вперед. Разве что иногда заключаются трехсторонние договоры, при которых обучение оплачивается муниципальным образованием или департаментом здравоохранения, и человек потом обязан работать в том учреждении, которое оплатило его обучение. Но такие случаи не очень часты, ими проблему не закроешь.

Районные лечебные учреждения скатываются к тому, что оказывают только экстренную помощь, отправляют больных в вышестоящие учреждения, хотя могли бы лечить пациента сами: квалификация врачей у нас не хуже. Но вот с оборудованием, как везде, сложно. Нашему учреждению, например, не хватает томографов, из-за чего есть проблемы с оказанием экстренной помощи больным с нарушением мозгового кровообращения, инфарктами.

У нас нет C-дуги (мобильной рентгеновской системы. — БГ), поэтому операции выполняются травматичнее, чем могли бы. Мы могли бы сделать лапароскопию, для этого нужна стойка, а у нас она устаревшая — естественно, мы выполняем холецистэктомию общим доступом. В результате послеоперационный период растягивается не на 4–5 дней, а на неделю-две.

Это не вина министерства, а в принципе проблема финансирования здравоохранения: деньги даются по сей день по остаточному принципу. Говорится, что на социальную сферу тратится много средств. Но цены на оборудование довольно внушительные. Это как со сферой обороны: туда уходят огромные деньги, но на них покупают всего 2–3 танка или вертолета.

Все это я спокойно могу обсуждать со своими начальниками. Нас не притесняют за высказывание своей точки зрения — не переживайте».

источник :  «Большой город»

вернуться в раздел новостей