Новости

Капельницы ставьте сами: как в России лечат онкобольных

В апреле этого года президент России Владимир Путин выступил на Съезде онкологов и радиологов стран СНГ и Евразии. Он отметил, что онкологическая служба РФ «с честью выдержала серьёзные испытания, связанные с COVID-19». Ранее он говорил, что поддержка онкобольных и поиск эффективного лечения — ключевая задача медицины в России. Как показывает практика, эффективно борются с раком в нашей стране только на бумаге. В действительности люди сталкиваются с равнодушием, месяцами ждут помощи и вынуждены заниматься самолечением. Своей историей борьбы со злокачественным новообразованием поделилась с NEWS.ru 44-летняя Нина Куряшкина из Краснодара. В апреле этого года президент России Владимир Путин выступил на Съезде онкологов и радиологов стран СНГ и Евразии. Он отметил, что онкологическая служба РФ «с честью выдержала серьёзные испытания, связанные с COVID-19». Ранее он говорил, что поддержка онкобольных и поиск эффективного лечения — ключевая задача медицины в России. Как показывает практика, эффективно борются с раком в нашей стране только на бумаге. В действительности люди сталкиваются с равнодушием, месяцами ждут помощи и вынуждены заниматься самолечением. Своей историей борьбы со злокачественным новообразованием поделилась с NEWS.ru 44-летняя Нина Куряшкина из Краснодара.
 

Диагноз — рак молочной железы 2-й стадии. Метастазы в печени, лёгких и костях.

В 2018 году я обнаружила уплотнение в груди. Сходила на УЗИ, врач увидел новообразование. Мне выписали направление в Онкологический диспансер № 4 города Москвы. Там поставили окончательный диагноз — рак молочной железы. Я пошла в частную клинику. Искренне думала, что за деньги лечат лучше. Врачи взяли анализы и сообщили, что готовы сделать операцию, предложили даже «особые условия». Профессор заявил, что хирургическое вмешательство обойдётся в 400 тысяч рублей. Но если я заплачу 100 тысяч, то он «выбьет» мне квоту по ОМС. Я была даже готова снять эти деньги с кредитки. Но в последний момент передумала. Ведь я плачу столько налогов, помощь мне должна быть оказана бесплатно.

Пошла к врачу в поликлинику по месту жительства, там выписали направление в Онкологический диспансер № 4 Москвы. Я думала, что врачи сразу начнут лечение, но началось затягивание: «Сегодня мы возьмём анализ на ВИЧ — приходите через неделю за результатом», «Мы сделаем ЭКГ — ждите несколько дней». Два анализа за две недели. Ни биопсии, ни химии. Время шло, болезнь прогрессировала. Было страшно. В тот момент у меня от рака умер брат. Я боялась, что меня постигнет та же участь.

Я работала на партию «Единая Россия» тогда, занималась продвижением в соцсетях. Долго не рассказала о своём диагнозе коллегам. Когда ситуация зашла в тупик, решилась. Общими усилиями мы достали телефон помощницы депутата Госдумы. Рассказали, что ситуация критическая и нужна помощь, после чего чиновница пошла навстречу.

Она связалась с Московском клиническим научным центром имени А. С. Логинова. Сказала, что за меня «просит» руководство партии. Сразу положили в стационар, в один день взяли все анализы. Быстро прооперировали, после чего врачи дали хороший прогноз: опухоль удалена, я могу жить дальше. Сразу после этого я уехала жить и работать в Краснодар.

Прошло почти два года. Я работала тогда журналистом в газете. Со сменой руководства коллектив стал токсичный: интриги, подставы, разговоры за спиной. Находилась в постоянном стрессе. Меня стало тошнить, мутить, пару раз упала в обморок в маршрутке. Уверена была, что это всё «на нервной почве». Уволилась, чтобы себя не мучить. Но недомогание не проходило. Пошла на УЗИ внутренних органов. Врач сказал, что у меня в печени «непонятные очаги». Я сразу поняла, что это: болезнь вернулась.

Врачи в частной клинике мне дали направление в Клинический онкологический диспансер № 1 Краснодарского края. Повторился сценарий двухлетней давности. Назначили компьютерную томографию и анализ на креатинин. Больше ничего. По непонятной причине всё опять затянулось. С каждым днём мне становилось всё хуже.

Такое пугающее неподконтрольное ощущение. Я почти не могла есть, было тяжело даже утром почистить зубы. Меня начинало рвать, когда я шла в ванную. Я садилась на пол, кое-как водила щёткой по дёснам. Потом шла отлёживаться, переводила дух, возвращалась в ванную, чтобы умыться. Мой лечащий врач-онколог в ответ на жалобы рекомендовал «сходить к гастроэнтерологу или терапевту».

И вообще у вас метастазы, что вы хотите? — заявил он.

А хотела я ходить, не падая, и хотя бы изредка есть без тошноты.

В платных услугах краевого онкоцентра мне тоже отказались помочь. Один из врачей посоветовал, чтобы я купила нужный препарат и ставила капельницы сама себе. Лекарства этого в краснодарских аптеках днём с огнём не найдёшь. Да и капельницы ставить я не умею.

Собрали врачебный консилиум. Я спросила, можно ли что-то со мной сделать, чтобы я так не страдала. Они ответили: конечно, ваш онколог вам в помощь. Я усмехнулась: конечно, он «поможет», проходили. Медики на консилиуме удивлялись, почему у меня до сих пор нет всех анализов. Я сама задавалась этим вопросом.

Я поняла, что не хочу лечиться у людей, которым на меня наплевать. Попросила направление в Российский онкологический научный центр им. Н. Н. Блохина. Врачи пытались меня отговорить: мол, вы порочите доброе имя нашего учреждения. Я ответила, что доверия у меня к ним нет, ведь за месяц дело не сдвинулось с мёртвой точки, хотя по закону я должна была уже получать терапию.

С горем пополам «выбила» нужный листок, потом сопровождающая меня сестра пошла за моей карточкой. Оказалось, что документ уже находится в архиве. Как будто меня заживо похоронили. Жуткое ощущение.

С трудом выдержала перелёт до столицы. Через колл-центр записалась к врачу Анне Кузнецовой из центра Блохина. Мне было совсем плохо, на лбу и у глаза красовался огромный синяк. Упала дома. Отсидев очередь, попала в долгожданный кабинет. Мои анализы врачи обсудили и огласили итог: в срочном порядке ехать домой, схему они прописали — еженедельная химия малыми дозами, контроль КТ и, естественно, перед всем этим дезинтоксикационная терапия. Но самое главное — делать это нужно непременно дома.

Скоро праздники, никто вами заниматься не станет, мы не скоропомощный онкоцентр и такими, как вы, не занимаемся, — сообщили они.

Полная версия нашего разговора есть в записи — диктофон мы включили в надежде записать все рекомендации, чтобы ничего не забыть.

По поводу моего состояния Кузнецова заявила: «Звоните в скорую». Так и сделала. Прибывший фельдшер прямо сказал: что меня отвезёт, но не может гарантировать, что станут лечить. Меня отправили в клиническую больницу № 77 на Шкуляева. Врачи сделали рентген, УЗИ, взяли кровь. Онколога в учреждении не оказалось, лечить было некому. Спустя час на такси полностью без сил мы поехали к друзьям. Меня просто отправили умирать.

Через несколько дней мне удалось попасть на приём к директору онкоцентра им. Н. Н. Блохина Ивану Стилиди. Сам он спешил на совещание, вызвал своего зама Юлию Ковалёву и потребовал решить вопрос. Разумеется, произошло полное переобувание на лету. Врач сказала, что меня никто не предлагал отправлять домой, просто на Каширке не могут провести дезинтоксикацию. Они готовы прямо сейчас взяться меня лечить. Но, увы, с такими показателями я не переживу химию.

Я предложила предоставить мне услугу платно. Но и тут хитрая ситуация. Так как я россиянка, мне не могут эту услугу «продать» — я должна получить её бесплатно. Но бесплатно мне её сделать не могут. Почему, так и не объяснили.

Это терапевтическая процедура, которую вам любая больница проведёт, — уверяла Ковалёва.

Больше возвращаться в это учреждение я не хотела.

По рекомендации я попала в московский Международный онкоцентр на улице Дурова. Врачи там согласились меня принять. Прошла курс капельниц от раковой интоксикации платно. В настоящее время лечусь в другой клинике. Химия — по ОМС, все остальные диагностические и прочие процедуры — платно. Я мало работаю, деньгами помогают друзья и коллеги. Но главное — появился шанс на спасение. (Записано со слов Куряшкиной.) 

Грубое нарушение закона

В приказе Министерства здравоохранения РФ от 15 ноября 2012 года № 915н «Об утверждении порядка оказания медицинской помощи населению по профилю „онкология“» сказано, что срок начала лечения онкобольных не должен превышать 14 календарных дней с даты гистологической верификации или 14 календарных дней с даты установления предварительного диагноза. Таким образом врачи, лечившие Нину, в первый и во второй раз не уложились в регламент.

Врач-онколог центра амбулаторной онкологической помощи в течение одного дня с момента установления предварительного диагноза организует взятие биопсийного материала, его консервацию, маркировку и направление в патолого-анатомическое бюро, — говорится в документе.

Такой же анализ может взять врач-онколог первичного кабинета или отделения. В случае с Ниной даже в крупном онкоцентре брать анализ оказалось некому.

История Нины — типичная для России. В государственных учреждениях часто не оказывают помощь в нужном объёме. В коммерческих же любой ценой пытаются выкачать деньги, сообщил NEWS.ru председатель организации «Лига защитников пациентов» Александр Саверский. Он привёл в пример случай из своей практики, когда семья оставила в клинике 3 млн рублей, после чего врачи сказали, что стадия у больного термальная, и отправили его умирать.

Комментируя историю Куряшкиной, эксперт рекомендовал «правовой путь урегулирования конфликта». Как только появились признаки неоказания помощи, пациентке следовало обращаться в прокуратуру или в Следственный комитет. В действиях врачей, лечивших Куряшкину, Саверский обнаружил состав уголовного преступления по статье 124 УК РФ «Неоказание помощи больному». На юридическом языке всё просто: если лечение не начали в положенный срок, значит, его не было совсем.

Помощь практически не была оказана ни по части взятия анализов, ни по части назначения терапии против интоксикации. Согласно статье 41 Конституции РФ, каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь. Врачи в Блохина отказались делать нужную процедуру, тем самым обрекая человека на смерть. Хотя сама пациентка была согласна и риски понимала. Это нарушение закона.
 

Александр Саверский - президент организации «Лига защитников пациентов»

Население России должно привыкнуть к простой мысли: неоказание помощи больному — это преступление, сообщает Саверский. Именно власть создала такие условия, что врачи не выполняют свои обязанности. Общими усилиями необходимо бороться с несправедливостью.

Не согласен с претензиями Нины и юриста директор НМИЦ онкологии им. Н. Н. Блохина академик РАН Иван Стилиди. В учреждении действительно не проводят процедуру дезинтоксикации пациентам с улицы, отметил он. Такой услуги в принципе нет, и это вполне разумно. Пациент должен приходить в НИИ подготовленный к лечению, иначе его результаты могут быть плачевными.

Мы пациентку не просто отфутболили. Её состояние не позволяло положить её и лечить, то есть делать противоопухолевую терапию. Такие процедуры нужно проводить не в федеральном центре, не в ведущем НИИ. Иначе у нас все койки будут заполнены такими людьми, а человек, которому надо быстро начать лечение, будет стоять и ждать очереди.
 

Иван Стилиди - директор НМИЦ онкологии им. Н. Н. Блохина, академик РАН

Пациенты, которые лечатся в центре Блохина на постоянной основе, получают подобную терапию, заверил Стилиди. Она входит в назначенную лечащим врачом схему. Если бы Куряшкина стала пациенткой учреждения, всю терапию она бы получала в полном объёме и бесплатно.

Денег нет, а вы болейте

В настоящее время «изменились подходы к системе финансирования ОМС», из-за этого во многих учреждениях закончились квоты на принятие больных, сообщил сопредседатель Всероссийского союза общественных объединений пациентов, руководитель Совета общественных организаций по защите прав пациентов в Федеральной службе по надзору в сфере здравоохранения Ян Власов. Он связывает это с недавними поправками в закон № 236 «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации».

В результате средства, которые выделяются из бюджета ОМС, были перераспределены так, что основная часть из них ушла на работу федеральных учреждений. В результате чего туда возник поток пациентов. Они перестали справляться. Им стало необходимо увеличивать количество докторов. Стали из регионов приглашать в Москву наиболее обученные кадры для того, чтобы покрыть дефицит врачей. В это время в регионах уменьшается количество средств и специалистов, поэтому многие больные не могли получить помощь долгое время.
 

Ян Власов - сопредседатель Всероссийского союза пациентов

Онкобольные вовремя не получают нужную помощь. Из-за этого заболевания запускаются и люди погибают. По мнению Власова, «этот вопрос связан с проблемами управления». Если в России и дальше будут сидеть в креслах руководителей здравоохранения бездарные управленцы, то здравоохранения не будет совсем.

Вероника Воронцова

 

---

источник :  https://news.ru