Новости

«Мама умершей девочки звонит»: калининградка ищет правду о смерти дочери в больнице

В Калининграде в 2021 году сразу после новогодних праздников в Детской областной больнице из-за заражения крови, развившегося как осложнение другого заболевания, скончалась годовалая Ульяна Стельмах. Результаты анализов девочки были готовы только после ее смерти. Мать ребенка заявляет, что медики не спешили с диагностикой и предлагали дождаться окончания выходных — она уверена, что если бы диагноз поставили оперативно, то дочь можно было бы спасти. Врачи настаивают, что скоротечность развития тяжелого состояния обусловлена врожденной патологией обмена веществ у девочки. Следственный комитет возбудил уголовное дело.

Ульяна Стельмах не дожила до своего первого дня рождения всего пять дней — 17 января 2021 года ей должен был исполниться год. Девочка родилась с нормальным весом, без каких-либо патологий и стала четвертым ребенком в семье. По словам Валентины Стельмах, матери ребенка, ни она, ни педиатр не замечали никаких серьезных проблем со здоровьем у Ульяны, если не считать обычной простуды. В свои 11 месяцев Ульяна уже хорошо стояла на ножках и даже начинала понемногу ходить, правда, отказывалась сидеть.

Болезнь дочери, вспоминает Валентина Стельмах, началась с рвоты — сначала в семье решили, что это кишечная инфекция или отравление. 29 декабря 2020 года вызвали участкового педиатра: «Ульяна была вялой, аппетит отсутствовал — с ней такое было впервые. Ее тошнило, и у нее была диарея. Температура не поднималась. Врач осмотрела ребенка, выписала „Супрастин“, „Смекту“ и солевой физраствор», — говорит Валентина.

Согласно документам, изученным специалистами Росздравнадзора, 29 декабря участковый педиатр зафиксировала у Ульяны «состояние ближе к удовлетворительному» — пульс, давление и температура тела у ребенка были нормальные, живот мягкий, тоны сердца звучные. Врач диагностировала «функциональное нарушение кишечника неуточненное», сделала назначения и предписала явиться утром в поликлинику для сдачи анализов.

Однако, когда на следующий день ребенка снова вырвало, семья вызвала скорую помощь. «Медики сказали, что не стоит везти такого маленького ребенка в больницу — кругом коронавирус и другие болезни, и если она заразится, то будет еще хуже, — уверяет мать девочки. — Посоветовали немного подождать, но если в течение пяти дней не будет улучшения, то снова вызвать скорую».

В последующие несколько дней Ульяне, казалось, стало легче — рвота прекратилась, девочка снова стала веселой и активной. Семья благополучно встретила Новый год, и все уже решили, что Ульяна идет на поправку. «Но под утро пятого января я просыпаюсь от того, что дочь опять рвет и всю трясет. И опять у нее вялость, отсутствие аппетита. Я испугалась. Снова Ульяне дала смекту и физраствор — она уснула, — рассказала Валентина. — И только потом я поняла, что дочь не ходит в туалет по-маленькому — памперс сухой».

Днем, видя, что состояние девочки не улучшается, семья вновь вызвала скорую помощь — медики повезли мать и ребенка в Детскую областную больницу. «Около полутора часов мы сидели на первом этаже в больнице и ждали приема у врача», — отмечает Валентина.

«Не дай бог ребенок умрет — ваши головы полетят!»

В журнале учета приема больных ДОБ указано, что Ульяна была доставлена в больницу в 16:55, а осмотрена дежурным врачом в приемном покое только через полтора часа — в 18:30. Состояние девочки медик тогда охарактеризовал, как «средней тяжести» и предварительно поставил под вопрос наличие у нее синдрома мальабсорбции (хроническое заболевание, при котором плохо переваривается пища) и диагностировал гастроэнтероколит, а также белково-энергетическую недостаточность и анемию.

В итоге калининградку с дочерью госпитализировали в педиатрическое отделение, объяснив, что с маленьким ребенком в инфекционное отделение помещать опасно. У Ульяны взяли кровь на анализ, сделали УЗИ органов брюшной полости и сердца.

Валентину удивляет, что медики упорно игнорировали ее сообщения о том, что у ребенка долгое время не происходит мочеиспускания, хотя она потребляет много жидкости как с питьем, так и внутривенно. «Ульяне поставили капельницу с физраствором, глюкозу. Я сразу сказала, что дочь с половины шестого утра не писает сама, то есть ей надо ставить катетер. Но ничего, кроме капельницы, ей так и не поставили. Я и на следующий день говорила, что она так и не стала ходить в туалет сама по-маленькому. Еду она тоже практически не получала — утром ей ставили капельницу, а в обед она съедала маленькую ложку. И после еды, и после капельницы с глюкозой, ее обычно рвало желчью. Так продолжалось с пятого по девятое января», — утверждает калининградка.

За все четыре дня пребывания в медучреждении, по словам Валентины, ребенка ни разу больше не осмотрел врач — ей не сообщали ни результаты анализов, ни диагноз дочери: «Мочу мы так и не смогли собрать, а кал на анализ взяли примерно 7-8 числа. Медсестры, которые менялись каждый день, говорили: „Мы не знаем, что с вашей дочерью, спрашивайте у врача“. Но обходов не было — врача мы вообще не видели».

При этом в медкарте девочки значится, что 8 января ей был установлен уже клинический диагноз «белково-энергетическая недостаточность» (патологическое похудание) и под вопрос поставлен «острый гастроэнтероколит неуточненный» (одновременное воспалительное заболевание желудка, толстого и тонкого отделов кишечника). 

9 января, вспоминает Валентина, капельницу Ульяне решили не ставить, а вместо этого около полудня принесли две таблетки «от диареи». Через полчаса после приема медикаментов у девочки пошла кровь из носа. «Дочь была очень бледная и вялая — голову даже не держала. Я требовала вызвать к нам врача, однако он так и не пришел. Медсестра померила Ульяне давление — по ее словам, оно было чуть повышенное. Я подумала, что, может, из-за духоты кровь носом пошла — окна были все закрыты в палате. Мне и в голову тогда не пришло, что это из-за таблеток, пока то же самое не повторилось вечером», — утверждает калининградка.

Тот день был единственный из проведенных в больнице, когда девочку не рвало и у нее не было диареи. При этом начиная с ночи накануне Ульяна все время плакала, у нее по-прежнему отсутствовало мочеиспускание: «Она отключалась на полчаса и снова просыпалась: рыдает, вся сжимается, — говорит Валентина. — К вечеру дочка совсем уже была слаба и даже руки не могла ко мне тянуть. Кладешь ее на кровать, а она не то что плакать — хрипеть начинает. Тогда я стала кричать, что вызываю скорую помощь и уезжаю в другое медучреждение, так как в этой больнице никто не обращает внимания на ребенка».

В итоге педиатр пришел спустя пару часов — примерно в полночь. Медик вместе с другим коллегой осмотрели девочку и вновь назначили капельницу с глюкозой. Как утверждает Валентина, она говорила врачам, что это лечение девочке не приносит облегчения: «Капельница не помогает, ребенок не писает, живот у нее раздувается на глазах. Дочь стонет, губы пересохшие... Но врачи вышли в коридор — мне вообще ничего не сказали», — рассказывает женщина.

После в палату вновь пришла медсестра и поставила Ульяне капельницу. Практически сразу же, по воспоминаниям Валентины, дочь начала изгибаться, ее зрачки расширились, живот вздулся еще больше. К девочке позвали уже другого врача, после — еще и хирурга. «Женщина-хирург залетела просто в палату: посмотрела на Ульяну, вытащила капельницу, взяла ее за руки, а они повисли как веревочки. Она выбежала в коридор и все врачи следом за ней. Там хирург начала кричать: „Не дай бог, ребенок умрет — ваши головы полетят!“. И тут же пришла медсестра, завернула дочь в одеяло и говорит: „Все, все — быстро в реанимацию“. В полпервого ночи я сама отнесла Ульяну до двери отделения реанимации — меня туда не пустили. И все — больше живой я дочь не видела».

«Приходит в себя, открывает глаза и плачет»

Согласно записям в копии медкарты стационарного больного, Ульяну из-за «ухудшения состояния» перевели в реанимационное отделение в 1:25, а спустя еще час ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Там же указано, что перед помещением в реанимацию, девочку осмотрел хирург, который диагностировал острую кишечную инфекцию, парез (спазм) кишечника и поставил под вопрос наличие инфекционно-токсического шока (может привести к смерти в первые часы заболевания, вероятность летального исхода составляет от 5 до 15%).

Ночь и следующий день, 10 января, Валентина Стельмах провела в палате ДОБ, где ранее лежала с дочерью. Трижды в день она звонила в реанимацию и интересовалась здоровьем Ульяны — там отвечали, что девочка находится в стабильно-тяжелом состоянии. В медкарте указано, что в этот день в 17:30 ребенка повторно осмотрел хирург: данных, свидетельствующих об острой хирургической патологии, он не зафиксировал.

11 января Валентину выписали из больницы, поскольку лежать одной в палате без ребенка не было смысла. Женщину попросили принести в реанимационное отделение подгузники и игрушки для Ульяны. «Мне пояснили, что дочь приходит в себя, открывает глаза и плачет, поэтому было бы лучше, если она будет видеть знакомую игрушку. Я обрадовалась, решив, что это хороший признак», — вспоминает калининградка. 

В тот же день, как следует из предоставленных больницей документов, врачи в 9:15 провели консилиум, по итогам которого Ульяне установили основной диагноз: острый гастроэнтероколит, острый обструктивный бронхит. Медики уточнили, что у девочки начались осложнения в виде сепсиса (заражение крови) и полиорганной недостаточности (тяжелое состояние, возникающее в ответ на обострившуюся хроническую патологию или гнойно-септическое заболевание). Интересно, что одним из признаков сепсиса является затруднение образования мочи — о подобном симптоме у девочки медикам не раз говорила ее мать. Врач-невролог в свою очередь указал в документах, что «нельзя исключить течение вирусной инфекции на фоне врожденных нарушений обмена веществ», и связал это с возможной наследственной патологией.

Утром 12 января был проведен повторный консилиум. И опять медики сошлись во мнении, что у Ульяны врожденные нарушения обмена веществ, острый гастроэнтерит, иммунодефицит и пневмония. В документах было отмечено, что осложнения привели к критическому состоянию пациентки, ребенку сделали переливание крови.

Тем же утром Валентине сообщили в реанимации, что у ее дочери состояние по-прежнему тяжелое и результатов анализов все еще нет. Когда калининградка днем опять позвонила в реанимацию, то услышала, как взявший трубку кому-то говорит: «Это мама умершей девочки звонит». «Я сначала подумала, что, может, перепутали меня с кем-то... А потом уже мне говорят: „Вы знаете, ваша дочка умерла“. То есть получается, что если бы я сама их не набрала, то и не знала бы об этом!».

К главврачу записываться надо за месяц

После известия о смерти дочери Валентина находилась в шоковом состоянии, поэтому все организационные моменты ей помогала решать ее сестра Юлия. На следующий день, 13 января, обе женщины пришли в больницу и попытались поговорить с медиками, чтобы узнать, что же все-таки случилось. «Дозвониться до заведующего реанимационным отделением не удалось. Мы попытались попасть к главврачу, но нам сообщили, что к нему надо записываться за месяц. Я тогда стала уже возмущаться: „У вас в больнице вчера умер ребенок, и нам нужно к главврачу, чтобы он объяснил матери, что произошло. Почему все отнекиваются?“. В ответ они опять стали тянуть время и не решать никак вопрос. Тогда я пригрозила, что мы напишем заявление в прокуратуру, обратимся в СМИ», — говорит Юлия.

Спустя несколько часов ожидания калининградок принял заместитель главного врача по медчасти Геннадий Петров. «Он не смог ответить нам ни на один вопрос — сказал только, что ребенок умер от сепсиса», — вспоминает Юлия. Оказалось, что результаты анализов Ульяны все еще не готовы.

В тот же день родственницы несколько раз заходили в морг, куда, как им сказали, было передано тело ребенка. Там сообщили, что медкарта до сих пор не получена, поэтому они не могут произвести вскрытие. «То есть эту карту они переписывали так, что пришлось еще несколько дней ждать», — предполагает Валентина.

Семья написала заявление с требованием предоставить медкарту Ульяны. В документе говорилось, что во время лечения у девочки значился диагноз «острая кишечная инфекция неуточнённая» и что у девочки в день смерти утром уже останавливалось сердце, но тогда ее смогли откачать. Девочку, согласно медкарте, начиная с 6 января ежедневно, а иногда и дважды в день осматривал врач, однако Валентина это категорически отрицает: «В карте было написано, что был каждое утро обход, но все мамочки, лежавшие в то время со мной в больнице, могут подтвердить, что этого не было и в помине».

Справку о смерти Ульяны семья получила только накануне похорон, которые состоялись 18 января. Эксперт, делавший патологоанатомическое вскрытие, подтвердил диагнозы врачебного консилиума. Однако у родных девочки это заключение «доверия не вызвало», поэтому в феврале провели эксгумацию тела девочки. Адвокат семьи Ольга Тонких подчеркнула, что 16 января 2021 года мать Ульяны написала заявление в Следственный комитет — тогда-то и выяснилось, что там даже не знали о смерти ребенка, хотя медучреждение должно было уведомить об этом правоохранительные органы. «Поэтому так вышло, что на момент проведения доследственной проверки ребенок был уже похоронен. А ведь если бы следователей поставили в известность, то тело ребенка отправили бы на вскрытие учреждение судебно-медицинской экспертизы, а не в патолого-анатомическое отделение в самой ДОБ», — пояснила необходимость эксгумации Тонких.

Не наблюдалось «жизнеугрожающих состояний»

Специалисты регионального управления Росздравнадзора по обращению родственников Ульяны провели проверку в Детской областной больнице: были составлены протоколы о нарушениях, главврачу отправлено предписание об их устранении, также материалы проверки направили в прокуратуру. Руководство ДОБ обратилось в суд, чтобы оспорить выводы надзорного ведомства.

Так, Росздравнадзор указывает, что при поступлении в ДОБ врач осмотрел Ульяну только спустя полтора часа, хотя по существующим стандартам это должно было быть сделано не позднее чем через 30 минут.

Причем в суде выяснилось, что в самой медкарте указано время поступления девочки в стационар почему-то не «16:55», как значится в журнале, а «18:30», и такое же время осмотра ребенка дежурным врачом. В ДОБ заверили, что по данному поводу проводилась служебная проверка и выяснилось, что дежурный педиатр «допустил техническую ошибку». На самом деле, уверяла юрист, Ульяну врач осмотрел «незамедлительно после обращения в больницу». По словам представителя медучреждения, у девочки на тот момент не наблюдалось «жизнеугрожающих состояний», поэтому врач тут же отвлекся на других поступивших детей, одному из которых требовалась экстренная помощь — документы об осмотре он оформил позже и случайно указал там неверное время. Однако специалист Росздравнадзора настаивает, что врач указал верное время осмотра, а время поступления изменили в медкарте нарочно, чтобы скрыть задержку.

В ведомстве отмечают, что девочке не провели обязательное в таких случаях исследование кала. В суде юрист медучреждения уверяла, что за время нахождения Ульяны в больнице «было проведено много лабораторных исследований», в том числе, 6 января сделаны заборы для копрологии. В Росздравнадзоре парировали, что это должны были сделать в течение первых суток после поступления ребенка в больницу, к тому же в медкарте не отмечено, что, помимо общего анализа, вообще брались анализы на сальмонеллез и на кишечный вирус. 

При диагнозе, с которым поступила девочка, ребенка должен был обязательно осмотреть инфекционист, но, согласно данным Росздравнадзора, этого так и не произошло. В больнице этот момент объясняют тем, что поставленные Ульяне уже при осмотре медиками ДОБ диагнозы не относятся к инфекционным заболеваниями, поэтому нужды приглашать профильного врача не было. «Результаты проведенных анализов не были готовы, и вызов врача-инфекциониста был отложен до их получения. <...> Но смерть ребенка наступила до получения этих анализов. В результате инфекционное заболевание так и не было подтверждено анализами». При этом в ответ на просьбу отыскать, где в карте зафиксированы заборы материалов для всех необходимых анализов, юрист ДОБ в суде заявила, что без медиков не может этого сделать, потому что рискует «не то показать». Также во время заседания суда выяснилось, что у каждого из участников процесса — представителей Росздравнадзора, адвоката потерпевших и юриста ДОБ — разные копии медкарты девочки: везде разное количество листов, причем в одной из копий отсутствует письменное согласие матери на проведение диагностики, но нумерация листов при этом идет последовательная.

Немаловажный момент в истории с лечением девочки, по мнению проверяющих из Росздравнадзора, — это тот факт, что пациентке не установлен клинический диагноз в течение 24 часов с момента ее поступления в профильное отделение — обоснование такого диагноза в медкарте Ульяны записано только на третий день после ее госпитализации.

«Тяжесть состояния ребенка была обусловлена генетическим заболеванием обмена веществ, метаболическим кризом, что является сложным медицинским случаем по постановке диагноза, требует времени и дополнительного обследования. Анализы на генетику были получены посмертно», — оправдывалась юрист медучреждения.

Адвокат Ольга Тонких, представляющая интересы потерпевшей семьи, настаивает, что Ульяне не проводили обязательную диагностику, она не получала необходимого лечения: «Ребенком не занимались. Ребенок ежедневно терял в весе, плакал, отказывался кушать... То, что в медицинскую карту было все дописано уже после — этого я не исключаю». Получить комментарии в региональном минздраве оперативно не удалось, «Новый Калининградv написал официальный запрос.  

В январе по факту смерти девочки Следственный комитет возбудил уголовное дело по ч. 2 ст. 238 УК РФ (оказание услуг не отвечающих требованию безопасности), отметила адвокат. Тонких добавила, что в рамках предварительного следствия несколько свидетелей из числа родителей пациентов ДОБ подтвердили слова Валентины Стельмах. Сама женщина полагает, что добиться наказания виновных сейчас — это принципиальный вопрос: 

«Хочу других мамочек уберечь от подобной ситуации. Надо медикам более серьезно к своей работе относиться, потому что в руках у них детская жизнь. Я тоже, конечно, виновата: надо было быть настырней, надо было заставить их скорее сделать обследование. Мне говорили: „Ждите понедельника“. И я ждала. А надо было добиваться приема у врача, а не ждать. Мой ребенок сейчас мог бы быть жив».

Екатерина Медведева

 

---

источник :  https://www.newkaliningrad.ru