Новости

Родные сахалинской девочки с атрофией головного мозга требуют наказать врачей

Трехлетней сахалинке с глобальным повреждением головного мозга не поможет уже ни один врач в мире. Лечения просто не существует. Девочка не видит, не слышит, не сидит и еще много других "не". Она никогда не скажет "мама", будет только беспомощно лежать. И это навсегда. Бабушка ребенка уверена, что в такой глубокой инвалидности виноваты сахалинские врачи. Пока ее 23-летняя дочь полностью посвящает себя уходу за первым и единственным ребенком, она пытается добиться качественного расследования обстоятельств случившегося, но пока получается так, что главный следователь — она сама. С марта 2019 года сахалинка сумела досконально изучить и сопоставить все медицинские документы. Список несоответствий в них занимает 19 листов.
 

— Когда я получила 13 томов уголовного дела, я сидела ночами. Вы не представляете, сколько тут всего, даже фантасты отдыхают. Все следы заметаются, все слеплено наспех. Врачи не думали, что я полезу в это так глубоко. Руководитель следственного отдела говорит мне — следователю сложно с вами работать. Наверное, потому что он не знает материалов дела? — говорит бабушка.

Поразительная деталь: женщина расследует дело, пишет запросы, жалобы и ходатайства, не владея компьютером, интернетом, не имея электронной почты. "А почему от руки?" — такой вопрос она слышала не раз.

Сах.ком публикует эту историю с ее слов. В редакции имеются документы, подтверждающие рассказанное.

Рождение, реанимация, диагноз

Девочка появилась на свет в 5:55 15 февраля 2018 года в городском роддоме Южно-Сахалинска. Беременность проходила хорошо, ребенок был доношенный, все параметры (рост, вес, объем головы) соответствовали норме. Ребенка выложили на живот матери, сразу он не закричал. Врачи сказали, что за ним нужно понаблюдать, и унесли из родзала.

В 7:12 к маме подошла врач, которая принимала роды, и сказала, что с девочкой все хорошо. Где-то с 8:00 до 8:30 мама подписала согласие на проведение вакцинации (БЦЖ и против гепатита В). Ребенка привили, но только против гепатита В, согласно документам. Чуть позже бабушка позвонила своей дочери и узнала, что на кормление ребенка еще не приносили.

— Я сказала — иди к врачам и спроси, где ребенок, что с ним. Она пошла и увидела, что у дочки мышечные подергивания. Там находилась какая-то работница, и дочь обратила ее внимание на данный факт. Та сразу же выбежала и вернулась в сопровождении врачей, которые отправили мою дочь обратно в палату и сказали, что ребенка переведут в областную детскую больницу. Когда девочку забирали, дочь на прощание поцеловала ее. Ей сказали, что ничего страшного нет, что и не таких деток вытаскивали, все будет в порядке, — рассказывает бабушка.

Мама девочки осталась в роддоме. В пятницу, субботу и воскресенье она не раз звонила в детскую больницу, ей каждый раз говорили, что все в порядке, ребенку ничего не угрожает, но надо провести обследование. В понедельник, 19 февраля, когда женщина в очередной раз позвонила, лечащий врач дочери сказала ей, что начался отек мозга, ребенок в коме и врачи не знают, почему это происходит.

Отек был такой сильный, что у ребенка разошлись кости черепа и выпер наружу родничок, говорит бабушка, плача. Она много раз будет плакать, рассказывая эту историю.

Восемь дней малышка пробыла в реанимации. Потом ее перевели в отделение патологии новорожденных, ОПН. Маму с ней сразу не положили (Сах.ком уже писал о том, почему мам не всегда кладут с детьми), предложили лечь позже. 27 февраля ей сказали — нам нужна ваша помощь по уходу за ребенком, мы вас госпитализируем, ложитесь. До этого женщина уже успела пожаловаться в минздрав.

Спустя восемь дней в выписном эпикризе было написано — церебральная ишемия 3 степени и множество других диагнозов, в частности, корковая и центральная атрофия вещества головного мозга.

Что вас в эту Москву тянет, что вам, мозг выдадут там?

Все документы, которые родным девочки дали при выписке, они отправили в разные клиники России, стали везде звонить, узнавать про возможное лечение, реабилитацию. Но на тот момент ребенок был слишком маленький, всего два месяца, а клиники брали более старших детей, у которых уже видны явные недостатки в развитии. Однако из Москвы пришел ответ. Маму с девочкой пригласили в Национальный медицинский исследовательский центр "Здоровье детей".

— Но сахалинские медики решили нас не выпускать, — вспоминает бабушка. — Они говорили — что вас в эту Москву тянет, что вам, мозг выдадут там? Нам было отказано в предоставлении квоты, но мы пошли в министерство здравоохранения и все-таки добились ее. Когда мы прибыли в Москву, нас стали спрашивать обо всем. Ребенок недоношенный? Нет, доношенный, вес 3650, 54 сантиметра, голова 36 сантиметров. Околоплодные воды были светлые, все в порядке. Московские врачи не понимали — как тогда такое могло произойти? После обследования Москва сразу выдала нам рекомендацию на оформление инвалидности. Получается, что моя внучка стала инвалидом с рождения.

После этой поездки тут же было выдано приглашение на следующую госпитализацию. Семья подумала — может быть, для понимания ситуации пригодятся документы из женской консультации и городского роддома? Обратились туда, запросили документы. И как только получили их, сразу возникло множество вопросов.

Ничто ни с чем не сходится

— Когда я получила эти документы и прочитала все, что в них написано, я оказалась в недоумении, — говорит бабушка. — Там было очень много разных несостыковок. Выписной эпикриз не соответствовал записям врача. Допустим, там было написано, что ребенок находился только час на кислородной маске, а это не так. На протяжении всего нахождения в роддоме ребенок был на кислороде. В 10:00 был назначен анализ крови с пометкой "cito", что в переводе с латинского означает "срочно", но он был выполнен только в 13:25. А еще интереснее, что в 12:00 в дневнике врача описан результат анализа, который был выполнен только в 13:25. Я думаю, что этот анализ не принадлежит моей внучке. На основании этого анализа врачи ставят заключение — внутриутробная инфекция. Когда позже я начала изучать эти анализы и их порядковые номера, получилось, что этот анализ вообще выполнен за несколько дней до рождения моей внучки.

Ребенку был назначен биохимический анализ крови, однако кем и когда он назначался, непонятно. Стоит отметка, что его взяли, но самого анализа нет, результаты отсутствуют в карте.

На первой странице истории развития новорожденного написано, что пуповину перерезали после первой минуты жизни. А в листе оказания реанимационной помощи говорится, что на 40-й секунде. При этом в карте истории родов вообще написано, что пуповину сразу перерезали и передали ребенка неонатологу. То есть в трех разных документах — три разные версии.

Как удалось установить позже, у одной из врачей-неонатологов городского роддома (у той, которая приняла дневную смену) на тот момент не было права работать неонатологом. У нее вышел срок соответствующей квалификации. Она работала по совместительству. В дальнейшем она будет говорить, что ребенок не перевозился в детскую больницу на аппарате ИВЛ, а "блондинка из реанимации" (о ней речь впереди) будет утверждать обратное. В журнале регистрации вызовов этого вызова вообще не зафиксировано. Есть основания полагать, что ребенка везли не на реанимационной машине, без ИВЛ (об этом тоже впереди).

Несостыковок очень много.

К примеру, противосудорожный препарат фенобарбитал девочке назначают в 12:10, а выполняют назначение почему-то уже в 12:00. Странности обнаружились и в карте наблюдения за беременной. Там написано, что у мамы девочки почему-то были гипотония, дефицит веса и анемия 2 степени.
 

Полтора года искали карту

Увидев эти и другие несоответствия, бабушка 29 марта 2019 года написала жалобу в областное следственное управление. Обращение передали в следственный отдел по Южно-Сахалинску, оттуда — в южно-сахалинское УМВД. Там назначили экспертизу, но ее так и не провели.

В июне 2019 года бабушка ребенка была в областной прокуратуре, на личном приеме у Антона Германа, и передала ему свое обращение. После этого дело из УМВД было возвращено в южно-сахалинский следственный отдел. Родственников вызвал следователь, они предоставили копии медицинских карт. В августе следователь вновь назначил экспертизу, и ее вновь не провели. Снова жалобы, снова ходьба по личным приемам.

— После очередного приема у прокурора Шайбекова, который состоялся в ноябре 2019 года, в декабре 2019-го меня вызвали в городское следственное управление и сказали — напишите новое заявление, без него мы не можем завести уголовное дело. Я написала заявление, получается, уже второе. То есть спустя семь с половиной месяцев. Все это время они проволокитили, ничего не сделали, следствие не велось. Потом я подумала и написала им новое заявление — как так, почему по моему первому заявлению вы не можете возбудить уголовное дело? На что мне сказали — нужно было решение экспертизы. Я говорю — но простите, вы на сегодняшний день еще ни одной экспертизы не провели. После этого, в марте 2020-го следователь выносит постановление о назначении новой экспертизы. На этот раз она была проведена на Сахалине с привлечением врачей из Хабаровска, — рассказывает собеседница Сах.кома.

Следователь отправил запрос в женскую консультацию, которая предоставила восстановленную карту, потому что якобы не нашла оригинал. Эта восстановленная карта полностью отличалась от той, которая была предоставлена бабушке врачами изначально. Но экспертизу провели именно по ней, игнорируя имеющийся оригинал.

— Есть показания врача, который восстанавливал обменную карту с женской консультации. Она говорит, что остальные карты получила у архивариуса. В то же время известно, что архивариус на тот момент был в отпуске. Я не понимаю, если она у архивариуса брала эти карты, почему она не могла взять и обменную карту? И эту карту искали с июня 2019-го до 15 декабря 2020-го, представляете? Полтора года искать карту — это как? В итоге они ее нашли, архивариус ее выдал, но при этом архивариус говорил, что ее никто до этого не искал. Еще до выдачи этой карты в медучреждении проводились обыски и карта не была найдена, — говорит бабушка девочки.

Признанная волокита

С результатами экспертизы бабушка не согласилась, снова начались хождения с жалобами. Напомним, у женщины нет электронной почты. Каждый раз ей приходится везти рукописное обращение в Южно-Сахалинск, а живет она в другом городе.

С сентября 2020 года сахалинка написала и передала руководителю областного следственного управления Бэликто Базарову 20 жалоб на плохую работу следователей и ходатайств. Уже дважды в ответе бабушке (в сентябре прошлого года и в этом году, 4 августа) Базаров признал, что волокита есть. "Ваши доводы о ненадлежащем и длительном расследовании уголовного дела являются обоснованными", — пишет глава следственного управления. Копия этого ответа тоже есть в редакции.

Дело из городского отдела забрали в особо важный отдел следственного управления по Сахалинской области. Семья обрадовалась, подумав, что теперь-то точно начнется расследование. Это был конец августа или начало сентября 2020 года.

После этого бабушку ребенка ознакомили с постановлением о назначении очередной экспертизы, уже в четвертый раз (если вы запутались, напомним, что первые две не состоялись). Женщина опять попыталась доказать, что медицинские документы сфальсифицированы, в картах много исправлений, нужно изъять все документы, все журналы… И вообще, логично и очевидно, что для расследования ятрогенных преступлений (то есть деяний медработников, нарушающих законные принципы и условия оказания медицинской помощи) все документы должны были изыматься сразу, а не спустя месяцы (теперь уже и годы!), когда в них можно что-то подправить или они вообще могут "пропасть". Следователи на это прямым текстом отвечали — какая разница, когда изъяты медицинские документы.

— Я опять пишу, хожу, жалуюсь. Проводится очередная экспертиза. Я не соглашаюсь с ней, иду в прокуратуру, опять жалуюсь, что дело не расследовано, не учтены все обстоятельства, что карты не проверены на достоверность. Потом я обнаруживаю, что и та карта, которая была выдана мне, тоже не первоначальная, не первичный экземпляр. Но следователи на это не обращают внимание. Я пишу ходатайство, мне отказывают, присылают отписки — мол, следствие уже закончено и все. Я настаиваю на том, чтобы была найдена машина, которая перевозила ребенка в областную больницу, — перечисляет попытки добиться справедливости сахалинка.
 

 

Сколько везли из роддома в больницу

Бабушка, изучив медицинскую карту, узнала, что когда ее внучку перевозили в областную больницу, время доставки было указано 16:28. Она начала смотреть, во сколько ребенка отправили, и получилось, что из городского роддома до областной больницы девочку везли час 48 минут. Сахалинка стала писать об этом везде, просить, чтобы нашли машину, на которой везли ребенка, и установить, где ребенок находился на протяжении часа 48 минут. В марте этого года машину вроде бы начали искать, но до 23 июня так и не нашли. Женщина продолжила настаивать на ответе. На чем перевозился ребенок? Тяжелый ребенок, по утверждению медработников.

В итоге больница на очередной запрос ответила — да, мы перевозили, хотя до этого отвечала, что не перевозили. Родственникам это кажется странным. Почему сразу не предоставили журнал и путевой лист? Почему следователь не запрашивает маршрут движения автомобиля через систему ГЛОНАСС? Почему больница предоставила копию путевого листа, а не оригинал? Все документы предоставляются в оригинале. Ехать час 48 там, где 10 минут езды, — недопустимо. Почему этот факт не проверяется?

Кроме всего прочего, по ходатайствам бабушки ребенка следователи изъяли журналы с результатами анализов крови, УЗИ. В них тоже есть несоответствия, исправления. Семья девочки требует возбудить уголовное дело по факту фальсификации документов. Несовпадений слишком много, чтобы на них можно было не обращать внимание. Но в возбуждении дела было отказано.

— В системе БАРС есть два осмотра ребенка за 23 число неонатологом: в 18:00 и в 18:15. Два осмотра и два разных диагноза. А в карте вообще третий диагноз. Они все фальсифицируют, задним числом все это пишут. Есть еще журнал поступления в реанимационное отделение. У меня есть подозрение, что ребенок был сначала помещен в ОПН, а не в реанимацию. И есть документальные свидетельства этого. Врачи говорят, что ребенок поступил сразу в реанимацию, а ребенок сначала был помещен в приемное отделение, и есть анализ, который это подтверждает. Кроме того, в журнале поступления в реанимацию указана неправильная фамилия внучки. Она поступала 15 числа, а фамилия у нее поменялась официально только 19. Понимаете, что делают? Она поступала под фамилией мамы. А в журнале уже написана ее сегодняшняя фамилия. У меня есть подозрение, что они брали чью-то старую карту с БАРСа и использовали ее как шаблон. 23 февраля 2018 года ребенка выписывают из реанимации и переводят в ОПН, пишут — отек головного мозга, церебральная ишемия 3 степени. Хотя по документам УЗИ проводили только 24-го. 23-го никак не могли поставить диагноз церебральная ишемия, он был еще не подтвержден. Так мало того, что ее переводят с этим диагнозом, в журнале, где ее регистрируют при поступлении в ОПН, не написано церебральная ишемия и отек мозга, там просто написано — асфиксия и судороги. А еще когда ребенка переводят из реанимации в ОПН 23 февраля, есть просто первичный осмотр без указания времени, а потом 24-го, 25-го ребенок не осматривается, нет дневниковых записей осмотра врачей! Хотя состояние ребенка тяжелое. Как такое может быть? — бабушка девочки снова не выдерживает и плачет.

И еще несостыковки

Женщина чувствует полную беспомощность, потому что вся важная информация, добытая по крохам с таким трудом, никому не нужна. Никто не хочет вникать в нее и заниматься этим делом.

— Я считаю, они грубо накосячили при рождении, — продолжает женщина. — Они недооценили тяжесть ее состояния и оставили ее без внимания. Время первичного осмотра после рождения явно видно 7:15, потом оно исправлено на 6:15. В документах написано, что она переводится в детское отделение. А потом вдруг они почему-то утверждают, что она была в палате интенсивной терапии. Упущено время. Они ничего с ней не делали. Возможно, если у нее была легкая асфиксия, при своевременном оказании помощи церебральной ишемии третьей степени не было бы. У нее не было бы полной атрофии головного мозга. Может быть, были бы какие-то отклонения, но такой глубокой инвалидности не было бы, я уверена. Почему я еще говорю, что ее карта писалась задним числом. Потому что экстренный вызов, который должна была передать заведующая городским роддомом, был передан не 15-го, а только 16-го. Кроме того, в листе транспортировки ничего не указано — когда прибыл реанимобиль, сколько там пробыл, когда убыл. Это все в документах отсутствует. Больница пытается представить все так, как будто это последствия неудачного вынашивания. Я спрашивала, чем документально это подтверждено. Ничем. Тогда о какой гипоксии во время беременности может идти речь?

Сравнивая документы, бабушка девочки все больше убеждается, что следы хорошо запутывались.

В журнале звонков в реанимационно-консультативный центр вызов почему-то не был зарегистрирован. Заведующая отделением новорожденных городского роддома согласовывала перевод ребенка из роддома в детскую больницу с заведующим, который в то время находился в отпуске.

И еще, и еще… Нюансам нет конца.

Версия бабушки, как все было

— У меня предположение, что они ее вообще не на скорой даже перевозили, а на обычном хозяйственном автомобиле, который перевозит анализы. Конечно, без ИВЛ. Думаю, было так. Они ее везут, оформляют через приемное отделение (потому что есть зафиксированный анализ, взятый там), затем помещают в ОПН. Они не следят за ней, не проводят никакие исследования, ничего не делают. Как назло, это выходные. Ее просто оставили лежать до понедельника. В ОПН берут два анализа, которые опять-таки подтверждают, что сначала она поступила в ОПН, а не сразу в реанимацию, как они говорят. Они утверждают, что в 15:00 девочка уже была доставлена в детскую больницу, но первый анализ, который там берут, делается только в 17:00. Это анализ крови на глюкозу. А если она была на аппарате ИВЛ, как они говорят, то почему первый анализ КЩС они берут в 19:35, а электролиты — в 20:05? Эти анализы берутся для того, чтобы определить, сколько кислорода надо подавать и так далее. А они делают это только спустя пять часов после прибытия ребенка. Далее они помещают ребенка в ОПН, он там находится я не знаю сколько, день, два. Потом спохватываются, что ей плохо, что ее уже не вытащить, и начинают заметать следы. Меняют карту транспортировки, где вообще ничего не указано. В этой карте почему-то расписалась медсестра, которая в этот день вообще не работала. Они переписывают обменную карту, карту беременной и родильницы, меняют анализ дочери. Все, начиная с обменки, переделывают. Когда я читала учебное пособие по расследованию ятрогенных преступлений, там сказано, что при таком раскладе переписывания карт очень много мелких неточностей, несостыковок. И все действительно так и есть. Мой анализ несостыковок на 19 страницах, и то в нем не все указано, потому что медицинские документы до сих пор продолжают изыматься, хотя я не знаю, насколько они достоверны, потому что по срокам давности некоторых на сегодняшний день уже и быть не должно. Знакомясь с этими новыми документами, я нахожу все больше и больше противоречий. В частности, меня очень удивило, почему последняя поверка аппарата ИВЛ в городском роддоме была в июне 2016 года. А мы поступили в феврале 2018 года. Это значит, что год с лишним аппарат ИВЛ не поверялся. Врачи объясняют это тем, что отсутствовали договоры на поверку на 2017 год, — рассказывает бабушка ребенка.

Ну куда она против системы

Как-то, ожидая приема в областном следственном управлении, бабушка услышала, как работники говорили про нее — ну что она все ходит, ну куда она против системы. Они просто не заметили, что она сидит рядом.

Женщина обращалась и в приемную президента. Но куда бы она ни звонила, ни писала, ни приходила, ее гоняют по замкнутому кругу.

Сейчас собираются проводить уже третью экспертизу. Если считать те две первые, которые не были проведены, это уже пятое назначение. Первая экспертиза была назначена в апреле 2019-го, вторая — в августе, третья — в марте 2020-го, четвертая — в сентябре 2020-го. И вот в июле этого года назначили пятую. Родственники настаивают, что экспертам нужно предоставлять только те доказательства, которые являются достоверными, только те анализы, которые принадлежат маме и дочке, а значит, сначала нужно разобраться, что истинное, а что ложное. Но их не слушают.

— Это как понять, это что ж такое? — говорит бабушка. — Я предоставляю всю информацию. Проверяйте, смотрите! Нет, не хотят. Потому что это медики. На фоне тех настоящих врачей, которые сегодня во время пандемии жертвуют своими жизнями, работают вот такие недоврачи. И из-за них складывается общее впечатление о врачах. Я понимаю, что не все такие. Но есть и те, кому абсолютно наплевать на жизнь ребенка. Когда мы столкнулись со всем этим, мы узнали, что на Сахалине столько детей-инвалидов… Это кошмар. Врачи чувствуют безнаказанность. Зная, как проводится следствие, они спокойно переписывают документы. Они ходят по этой земле, смотрят на это солнце. А у моей дочери истерики, и я сама не знаю, как жить дальше. Нам говорят — да вы уже смиритесь, ну вот такая она. Господи, как можно смириться, когда ты видишь это каждый день! Когда человек умирает — да, это тяжело, больно, это потеря, это утрата. Но когда ты видишь родную внучку, инвалида с рождения, которая стала такой по чьей-то халатности, по чьему-то наплевательскому отношению к своей работе, к клятве Гиппократа, к той специальности, которую он выбрал, за которую он получает деньги... Видишь ребенка, которому ты не в силах помочь… Который никогда не скажет "мама" или "бабушка"… Будет просто лежать до конца своих дней, не увидит солнце, не будет бегать по травке, не обрадуется игрушкам…

Бабушка снова плачет, но быстро берет себя в руки.

Что вы хотели, у вас врач была блондинка

Сейчас девочке 3 года и 4 месяца. Инвалидность действительна до 2036 года. Зрительные и слуховые потенциалы у ребенка есть, но мозг не обрабатывает поступающую информацию, поэтому малышка не видит и не слышит. Мозг атрофирован, он умер. Ребенок реагирует только на резкие звуки. Если где-то что-то громко стукнет, девочка впадает в такую истерику, что родные не могут ее успокоить.

Старшая сестра матери девочки отправляла документы в Израиль. Там сказали, что такого глобального поражения головного мозга не видели уже много лет. Сказали, что ничем не могут помочь, лечения не существует. За консультацию даже не взяли денег.

Документы отправляли также в Германию. Оттуда пришел ответ, что у ребенка глобально тяжелое поражение головного мозга после реанимационных действий.

И вот тут стоит отметить, что одна вещь не дает бабушке покоя. Она говорит, что после этого и начала копать, расследовать.

— Когда моя дочь разговаривала в детской больнице с заведующей ОПН, та ее спрашивала, как проходили роды и прочее. А потом дочь рассказала, что она из роддома в такие-то дни звонила в реанимацию и там ей отвечали, что с ребенком все хорошо. И заведующая сказала — что вы хотели, у вас врач была блондинка, — вспоминает бабушка.

Она признается — ее очень зацепила эта фраза. Получается, врачи знают, что среди их коллег есть кто-то, кто исполняет свои обязанности не так, как полагается?

Важный момент насчет ответа из Германии.

Первая медицинская экспертиза, которая была проведена на Сахалине по сфальсифицированным (по словам бабушки) документам, согласно которым у мамы ребенка были проблемы во время беременности, сделала вывод, что скорее всего была внутриутробная гипоксия плода с тяжелыми последствиями. Германия же, которая смотрела настоящие, оригинальные документы, считает, что инвалидность — это результат всего, что произошло с ребенком уже после рождения, потому что ему не была оказана правильная помощь.

Отнесла следователям пособие по расследованию таких преступлений

— Недавно я снова была на приеме в следственном управлении, — говорит бабушка девочки. — Опять пишу, пытаюсь донести все это. Но сдвигов нет. Обращалась в прокуратуру, там вроде как пообещали, что рассмотрят. Я туда неоднократно обращалась, каждый раз отвечают, что все находится под контролем, но с 29 марта 2019 года прошло уже столько времени, а у нас по-прежнему ничего не установлено, мы никуда не сдвинулись. Я планирую пробиться в Москву к главе следкома Александру Бастрыкину. Пишу жалобы, девять раз звонила туда. Жалобы сбрасываются сюда, в Сахалинскую область. На четыре жалобы я получила только один ответ. Я просто в безвыходной ситуации нахожусь. Что дальше делать, уже не знаю. На юриста у меня денег нет, экономия, все стараюсь сама. Я распечатала и отнесла Бэликто Базарову пособие по расследованию ятрогенных преступлений, чтобы он дал почитать своим следователям. Я к ним как на работу езжу. Дочки уже говорят — бросай это все, но я не могу. Я перестала жить. Перестала со всеми общаться. Раньше была председателем профсоюза, помогала людям. Сейчас моя жизнь — только в этом деле. Я хочу, чтобы виновные были наказаны. Хочу защитить женщин, которым только предстоит рожать, чтобы они не столкнулись с такими врачами. Такие люди не должны работать в медицине.

Сахалинка заказала независимую экспертизу в Москве. Она беспокоится, что срок давности по уголовному делу, возбужденному по части 1 статьи 238, уже прошел. Если следствие поменяет часть 1 на часть 2, то срок давности продлится до 6 лет. Бабушка девочки надеется на это и не собирается сдаваться.

P.S. Вопросы Лимаренко и пожелание сотрудникам бюро МСЭ

— И еще добавьте, пожалуйста, это важно. Я пыталась попасть на прием к нашему губернатору Валерию Лимаренко, но мне сказали — нет, он вас не будет принимать, вы должны идти к замам. Нужно пройти еще семь кругов ада. Неужели у губернатора не нашлось бы времени выслушать бабушку глубокого инвалида? Послушать о состоянии медицины в вверенном ему регионе. Может, он заинтересовался бы и навел порядок в медучреждениях, уточнил бы, почему в 2018 году в реанимационном отделении детской больницы врачи работали по 32 часа без отдыха. Что, у нас была война, пандемия? Или это обычные приписки? Может, поинтересовался бы, почему Росздравнадзор дает потерпевшим не всю информацию о нарушениях, выявленных в ходе проведения проверок. Может быть, все-таки будет возбуждено уголовное дело по фальсификации документов и будут определены виновные в том, что моя внучка стала инвалидом с рождения. А еще я надеюсь, что люди станут хоть немного более тактичными. В областном бюро медико-социальной экспертизы при оформлении пенсии по инвалидности мне сказали — ну вот, она у вас из иждивенца превратилась в кормилицу. Я ответила — заберите мою пенсию, я готова платить вам, только бы моя внучка была здорова. "В кормилицу"! Пенсия по инвалидности и по уходу за ребенком-инвалидом в сумме около 35 тысяч. Много купишь на эти деньги? А реабилитация, массаж и прочее? Да что говорить…

А теперь официальные комментарии

От минздрава:

Министерством здравоохранения Сахалинской области инициирована ведомственная проверка. Запрошены документы со всех медицинских учреждений, имеющих отношение к данному делу. Оценка действий медицинских работников может быть дана только после всестороннего анализа. Результаты проверки будут доведены до представителей ребенка в установленные законом сроки.

От следственного управления СК РФ по Сахалинской области

В декабре 2019 года следственным отделом по г. Южно-Сахалинску следственного управления Следственного комитета Российской Федерации по Сахалинской области по заявлению жительницы областного центра о ненадлежащем оказании медицинским персоналом ГБУЗ "Городской родильный дом г. Южно-Сахалинска" и ГБУЗ "Областная детская клиническая больница" услуг, не отвечающих требованиям безопасности, возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного частью 1 статьи 238 УК РФ.

В рамках расследования уголовного дела следователями проведено значительное количество следственных действий, изъята медицинская документация, проведен ряд комиссионных судебных экспертиз, в том числе за пределами Сахалинской области.

Учитывая, что расследование уголовного дела представляет особую сложность, что связано в том числе с выявленными в ходе следствия множественными грубыми нарушениями в оформлении медицинских документов, а также с необходимостью проведения комиссионных судебно-медицинских экспертиз за пределами Сахалинской области, трудоемкостью и длительностью их производства (занимает от 3‑4 месяцев и более), дальнейшее расследование уголовного дела поручено отделу по расследованию особо важных дел следственного управления.

В соответствии с частью 1 статьи 161 УПК РФ истребуемая вами информация относится к данным предварительного расследования и не подлежит разглашению в связи с тем, что предварительное следствие по уголовному делу в настоящее время не окончено. С учетом позиции потерпевшей и ее доводов назначена дополнительная комиссионная судебно-медицинская экспертиза, производство которой поручено экспертам ФГКУ "Судебно-экспертный центр Следственного комитета Российской Федерации", после окончания которой, с учетом ее выводов, будет дана юридическая оценка действиям виновных лиц.

Кроме того, разъясняем, что в настоящий момент в соответствии с пунктом 3 части 1 статьи 24 и пунктом 2 части 1 статьи 27 УПК РФ данное уголовное дело не может быть прекращено за истечением сроков давности.

Наталья Голубкова

 

---

источник :  https://sakhalin.info