На днях была опубликована 13-я версия методических рекомендаций Минздрава по лечению COVID-19. Самое непонятное, что чем большее количество указаний, как и чем лечить, спускается сверху, тем больше умерших добавляется в скорбную статистику пандемии.
На стационары, где лечатся пациенты с COVID-19, сегодня приходится высочайшая нагрузка. Об этом заявил глава Минздрава Михаил Мурашко на заседании Комитета Госдумы по охране здоровья.
Министр добавил, что сейчас в стране более 1,1 миллиона пациентов переносят коронавирусную инфекцию.
«Из ста человек в нашем отделении - 6 трупов в пятницу, - пишет знакомая из провинции, которая как раз лечится в ковидном госпитале. - Молодая женщина, 32 года, вирус дал осложнение на мозг. Отвезли в реанимацию. Покоя не даёт: спасли ли? Людей кладут легких, и им на глазах становится хуже, это совершенно вообще непредсказуемо».
В самый пик второй волны осенью 2020 года по всей России в сутки умирали около 400 человек, на прошлой неделе в октябре 2021-го мы перешагнули 1000-й рубеж, 19 октября смертность составила 1015.
Это кажется ненормальным, что масштабные цифры умерших уже не пугают людей, но это как раз нормальная защитная реакция психики - невозможно все время трястись от страха.
И если в прошлом году, когда заболевали в два раза меньше, народ прилежно носил маски (пусть и не все) и старался соблюдать социальную дистанцию, то сейчас мы словно живем в двух мирах. В одном переполненные палаты ковидных госпиталей, в другом - будто ничего не происходит.
Люди привыкли к постоянному страху и, насколько это возможно, пытаются вести обычную жизнь. Нельзя обвинять их в том, что они перестали сочувствовать.
Это показное равнодушие, разумеется, не касается тех, кто в данный момент болеет сам или переживает за близких. Но насколько адекватно и необходимо лечение, которое в данный момент рекомендуют?
Сын политика Бориса Немцова, Антон Немцов, на днях выписался из госпиталя. На своей странице пишет о том, как хорошо его там пролечили. Госпиталь крутой, применяли, конечно же, самые последние протоколы.
Другое дело, насколько это необходимо молодому и здоровому человеку, чья иммунная система вроде бы должна сама справиться с вирусом. Во всяком случаев так заложено природой: в нас постоянно живут сотни тысяч патогенов. И мы заболеваем далеко не после каждого инфицирования.
Но дорогостоящие препараты, которые ныне используются - это уже не обычные лекарства, а, согласно тем же протоколам Минздрава, «генно-инженерные биологические препараты», многие из которых экспериментальные.
Что же произойдёт с иммунной системой людей, посаженной иммунодепрессивными гормонами, моноклональными телами, антибиотиками и противовирусными.
Синтетический функциональный аналог гормонов коры надпочечников. Мощное противошоковое, противовоспалительное, иммунодепрессивное средство. Применяется при угрозе возникновения цитокинового шторма. Это дексаметазон.
В сочетании с больничной бактериальной инфекцией он может привести к усилению инфекционного поражения организма, так как цель этого препарата - временно уничтожить собственный иммунитет, чтобы тот, слишком рьяно борясь с вирусом, не «напал» случайно на самого человека.
Резкое и устойчивое повышение сахара в крови, которое развивается примерно у 46% переболевших стационарно (у 36% плохие анализы держатся в течение шести месяцев после выздоровления) также связывают с применением дексаметазона. Однако на сегодняшний день, если человек попал в больницу, практически стопроцентно, что этот гормон будет ему назначен.
«В пятницу меня выписали, вместо дексаметазона, который вливали лошадиными дозами, назначили преднизолон для отмены. Сказали, что без него нельзя, иначе организм пойдёт вразнос», - рассказывает 50-летняя Ольга. Лежала в клинике с 36% поражением лёгких три недели.
Многие противовирусные препараты, которые стоят в схеме лечения, не прошли до конца клинические испытания и рекомендованы к применению только при чрезвычайных обстоятельствах. В 2020 году они были введены в срочном порядке, несмотря на то, что единственный их эффект, который был точно доказан ещё давно, тератогенность, то есть нарушения процесса эмбриогенеза во время беременности, приводящие к возникновению врождённых уродств (аномалий развития).
Кому-то они, безусловно, помогают. Но убедительных доказательств, что это именно они, а не человек сам по себе выздоровел, к сожалению, нет. Так как большинство были испытаны всего на нескольких сотнях добровольцах.
Как в прошлом году все с ума сходили от гидроксихлорохина, так сегодня панацеей считается применение моноклональных тел. Эти продукты молекулярной инженерии также значительно подавляют иммунную систему и раньше применялись для неизлечимых аутоиммунных заболеваний. Подобные методики использовались и в противораковой терапии. Стоимость таких препаратов - сотни тысяч рублей, попав в рекомендации Минздрава, сегодня в большинстве своём они оплачиваются через ОМС.
Уже известно, что препараты на основе моноклональных антител крайне нестабильны, экспериментальным путём установлено, что они могут вызвать иммунный ответ на самих себя и спровоцировать создание антител, нейтрализующих их действие. В ряде случаев они оказывали настолько токсичное действие, что препарат пришлось срочно отменять.
Попадание в отделения реанимации и интенсивной терапии увеличивает шансы не выйти из больницы живым. Пациенты в реанимациях умирают при использовании ИВЛ, так как у них развиваются грибковые поражения. При этом значительным фактором риска остается применение иммуносупрессоров и стероидов.
«Основные жизнеугрожающие микозы у больных COVID-19 – инвазивный аспергиллез (COVID-ИА) и инвазивный кандидоз (COVID-ИК), другие (мукормикоз и пр.) встречаются значительно реже. COVID-ИА и COVID-ИК возникают преимущественно у больных в отделениях реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ)», - говорится в рекомендациях Минздрава.
Частота возникновения COVID-ИА у больных в ОРИТ – 2,5-10%, при использовании ИВЛ – 18-35%. При развитии COVID-ИА летальность увеличивается на 16-25%, без лечения умирают все пациенты.
Бесконтрольное применение антибиотиков ведёт к появлению резистентности к ним. Хотя в ряде случаев их назначение необходимо, но только своевременное, так как в больнице встречаются суперинфекции, и, когда человек поступает на госпитальную койку, он вполне может подхватить ещё и больничную пневмонию, но к тому времени, вполне вероятно, никакие лекарства на него действовать не будут.
Кстати, об этом сигнализировал в прошлом году тот же Денис Проценко, главврач Коммунарки: «73% летальных исходов были зафиксированы в более поздние сроки госпитализации, и причины большинства — суперинфекции, которые привели к сепсису».
И тут получается замкнутый круг, когда использованные препараты подавляют иммунную систему больного коронавирусом, одновременно открывая ворота для других инфекций, что подчас становится фатальным.
Что-то явно происходит. И это что-то вне законов функционирования и размножения вирусов. Всем известно, что со временем любой вирус мутирует в сторону большего охвата при снижении вирулентности. Это правило никто не отменял. Так как слишком смертоносный штамм быстро убивает своих распространителей, особенно с некрепким иммунитетом, и этим заводит сам себя в тупик, когда заражать становится некого. Эволюционное преимущество получает его собрат, который, ослабевая, способен быстрее распространяться.
Да, со временем он превращается в обычную простуду, как это уже случилось с испанкой, пандемия которой закончилась к 1920 году, потому что все суперспрейдеры-сверхраспространители вымерли.
По идее, самые слабые и больные COVID-19 уже должны были умереть в первую-вторую волну, но в таком случае, кто же умирает сейчас? И почему?
Нам рассказывают про смертоносный Дельта-штамм, но в остальных странах он ведь не даёт такой дикий рост смертности?
Почему же на SARS-CoV-2 не действуют законы вирусной вселенной и отчего это происходит именно в России, надеюсь, предстоит понять. Пока ещё осталось время.
Комментарий эксперта. Игорь Гундаров, врач, специалист в области эпидемиологии и медицинcкой статистики, доктор медицинских наук, профессор.
«В Португалии провели исследования и подсчитали, что цифры смертности именно от коронавируса завышены в сто раз. Те же данные есть и у меня. Люди умирают не столько от COVID-19, сколько от сопутствующих больничных инфекций.
Проценко сам признаётся, что у них сепсис и суперинфекции. В советские годы больницы сжигали, если там нельзя было уничтожить золотистый стафилококк. А сейчас у нас на первом месте в стационарах бактерия клебсиелла, которая причислена к наиболее опасным в связи с ее резистентностью к существующим антибактериальным препаратам, и это никого особенно не тревожит.
Поступил больной, вокруг него все кашляют и чихают, так дайте ему баночку, чтобы он собрал мокроту, и определите, отчего у него кашель, назначайте не препарат «по схеме», а подберите эффективный антибиотик. И тогда легко и вовремя можно болезнь остановить.
Все боятся цитокинового шторма. Так вы подсчитайте, как часто он на самом деле встречается, и нужно ли всем подряд подавлять иммунитет, чтобы на больного обрушились бактерии и добили его».
*****
А. Саверский:
Смертность от неправильного лечения существует, однако этот довод не отвечает на проблему роста заболеваемости. А она ведь тоже есть. И это - все вместе - может быть связано только с вакцинацией. Сам факт того, что такие материалы стали попадать в федеральные СМИ очень быстро - надеюсь - приведёт к крушению политики властей. Понятно, что для СМИ хороша любая причина - только б не вакцина.
Набор глюкокортикостероидов выглядит сейчас в рекомендациях так:
Временные рекомендации для врачей по профилактике, диагностике и лечению COVID-19 Версия 13 (14.10.2021)
https://static-0.minzdrav.gov.ru/system/attachments/a.. (стр. 48-51)
Глюкокортикостероиды (ГКС) являются препаратами первого выбора для лечения больных с первичным ГЛГ и вторичным САМ/ГЛГ, они угнетают все фазы воспаления, синтез широкого спектра провоспалительных медиаторов, увеличение концентрации которых в рамках цитокинового шторма ассоциируется с неблагоприятным прогнозом при COVID‐19 и риском развития ОРДС и сепсиса.
При отсутствии противопоказаний для лечения тяжелых форм COVID-19 и цитокинового шторма ГКС применяются в сочетании с антагонистами рецептора ИЛ-6, блокатором ИЛ-6 или блокатором ИЛ-1 (Приложение 8-2).
При наличии патологических изменений в легких, соответствующих КТ1-4, или пневмонии по данным рентгенологического обследования среднетяжелой степени (неоднородные затемнения округлой формы и различной протяженности; вовлечение паренхимы легкого ≤ 50%) или тяжелой степени (сливные затемнения по типу инфильтрации (симптом «белых легких») вовлечение паренхимы легкого ≥ 50%)) в сочетании с двумя и более нижеуказанными признаками:
• SpO2 ≤ 93%, одышка в покое/прогрессирующая одышка в течение первых 2-3 дней
• Температура тела > 38 °C в течение 2-3 дней
• Уровень СРБ ≥ 9N или рост уровня СРБ в 3 раза на 3-5 дни заболевания
• Число лейкоцитов < 3,0×109/л
• Абсолютное число лимфоцитов крови < 1,0×109/л
• Уровень ферритина* сыворотки крови ≥ 2 норм на 3-5 дни заболевания
• Уровень ЛДГ сыворотки крови≥ 1,5 норм на 3-5 дни заболевания
• Уровень ИЛ-6* > 40 пк/мл.
рекомендуется назначение антагонистов рецепторов ИЛ-6 (тоцилизумаба, сарилумаба, левилимаба), блокаторов ИЛ-1 (канакинумаба, анакинры) или блокатора ИЛ-6 (олокизумаба) внутривенно.
источник : https://mk-ru.turbopages.org