Мы встретились с Еленой Аркадьевной на следующий день после похорон ее мужа Владимира.

— Казалось бы, на похоронах все должны плакать. Так и было, а потом начали вспоминать его, его шутки, невольно все заулыбались. Смеясь, вспоминали, как будто он еще жив, потому что всем казалось, что он и смерть — это несовместимо, — вспоминает Елена Уклейкина.

Она потеряла мужа внезапно. Никто не был готов к утрате, как это часто бывает, когда близкий долго и тяжело болен. Полный сил мужчина умер вскоре после выписки из больницы, а попал он туда с вполне безобидным диагнозом — остеохондроз. Елена Аркадьевна рассказывает нам, как всё случилось.

За девять дней до семейной трагедии всё было замечательно. Собирались праздновать день рождения жены, на дачу приехали друзья и родственники. У одного из гостей сломалась машина. Мужчины стали чинить неисправность. В какой-то момент нужно было подтолкнуть автомобиль, сдвинуть его с места. Мужчины стали толкать, уперлись в багажник. Почти сразу после этого у Владимира заболела правая рука — видимо, от перенапряжения. Но боль нарастала, стала острой. Не помогали никакие обезболивающие таблетки и гели.

В какой-то момент боль стала настолько невыносимой, что Владимир с женой вызвали скорую. Врачи провели осмотр, поставили диагноз остеохондроз. Видимо, из-за перенапряжения произошло защемление нервов. Ситуация не была экстренной, жизни ничего не угрожало, поэтому медики посоветовали попробовать обезболить анальгином, а потом идти на прием по месту жительства.

— Он пил горстями обезболивающие. Кеторол, ибупрофен, анальгин: всё, что можно купить без рецепта, не помогало, — рассказывает Елена. — Обзвонили все известные платные медицинские центры, но ближайшая запись на прием к неврологу была только через два дня.

Ближе к ночи снова вызвали скорую. На этот раз Владимиру предложили госпитализацию. Его увезли в отделение неврологии 23-й больницы Екатеринбурга. Там сделали блокаду — инъекции анестетика, когда обезболивающий препарат вводят в область нервов и сплетений, чтобы прервать болевой сигнал от источника к головному мозгу. Кроме блокады, ставили капельницы и уколы: физраствор, магний, калий, витамины B. Анализы крови при поступлении были нормальными. Некоторые показатели биохимии превышали норму, но общий анализ был в норме. Судя по нему, никаких воспалительных процессов в организме не было.

Выписали Владимира уже через четыре дня, дали рекомендации: лекарства, гимнастика ЛФК, массаж и наблюдение у невролога в районной поликлинике. Через час-два после возвращения домой из больницы у мужчины вдруг поднялась температура под сорок.

Сначала решили, что он подхватил в больнице вирусную инфекцию — возможно, ковид. Правда, почему-то заболела рука, но уже левая — в нее ставили капельницу через катетер. Болело место ранки от иглы. Саму трубку не снимали в больнице четыре дня. (Это допустимо при соблюдении всех правил: нужно промывать катетер, проверять его состояние, он должен быть плотно зафиксирован.)

Температуру тогда сбили жаропонижающим. Утром стало лучше, а вечером Владимиру снова стало плохо, заболели руки и ноги. В скорой, куда позвонила Елена, предположили, что это коронавирус. Симптомы похожи: ломота в суставах и всём теле.

Елена дозвонилась до поликлиники. Там сказали: ждите, врач придет в течение трех дней, начиная с завтрашнего. У Владимира был сахарный диабет первого типа, но компенсированный, без инвалидности и тяжелых осложнений, все анализы при ежегодной диспансеризации были хорошие. Он выполнял все рекомендации и жестко следил за показателями сахара. Но в этот раз, когда ему стало плохо после выписки из больницы, сбить сахар не получалось. Елена купила другой инсулин. Померяли сатурацию (дома был прибор), она была хорошей: 98%.

Владимиру становилось всё хуже: температура не сбивалась, болело всё тело. Снова вызвали скорую. Врач подробно расспросил про симптомы, осмотрел и попросил снять пластырь с раны от катетера. Место укола было красным, внутри под кожей было нагноение. Медик сказал: у вас сепсис, срочно в больницу.

— Володю повезли в 23-ю больницу, в отделение гнойной хирургии, — рассказывает Елена. — Родных туда не пускают. Володя пошел в приемный покой, а я уехала.

По ее словам, скорая доставила мужа в больницу примерно в час дня.

— Бригада спешила, говорили: нужно скорее [спасать]. Володя позвонил мне около пяти часов, сказал, что до сих пор ждет очереди в приемном покое. К пяти часам его наконец определили в палату. Я постоянно звонила и спрашивала: начали тебя лечить? Он отвечал: нет, врача пока не было. Дозвониться до отделения мы не могли, звонила я, звонил наш сын. Приехали с сыном в больницу сами, по внутреннему номеру дозвонились до медсестры, начали просить, чтобы Володю обезболили, чтобы дежурный врач подошел к нему, назначил лечение. Медсестра ответила: врача в отделении нет, он сидит на приеме (в приемном покое). Вежливо, но настойчиво мы попросили в регистратуре, чтобы врач все-таки вышел к нам. Поговорили, объяснили, что у него сепсис, что есть отягчающее обстоятельство — сахарный диабет. Врач ответил: у меня в отделении сейчас 50 человек, завтра в восемь утра на смену придет лечащий врач, он и посмотрит, и назначит лечение. Звоните завтра и разговаривайте с ним.

Она рассказывает, как на днях приехала в больницу забрать вещи мужа и увидела неприятную сцену:

— В больницу приехали муж и жена. У мужчины сломана челюсть, говорить он не может. Женщина просит пропустить ее вместе с мужем, чтобы рассказать, что случилось, «ведь он не может говорить», просит позвать врача. Охранник встал грудью: нетяжелым нельзя. Поругались. В итоге охранник вызвал Росгвардию, за одной женщиной приехали два экипированных бойца мужчины в касках и бронежилетах. За что? Человек просто хотел поговорить с врачом! Из-за этих ковидных ограничений врачи полностью оградили себя от участия родных, близкие ничем не могут помочь. Как это и было в нашем случае.