«Пикрэй» — это единственный на сегодня эффективный препарат при лечении рака молочной железы. Можно сказать, только он и спасает. Препарат дорогой, упаковка стоит около 300 тысяч рублей. Самостоятельно купить его человеку естественно не под силу. Заменить его нечем, аналогов по сути нет. Показан он многим больным, очень востребован и эффективен, значительно повышает выживаемость. Для регионов его закупка будет неподъемной, думаю. «Абраксан» — это препарат второй линии лечения рака. Его применяют, если не помог «Пикрэй» или при рецидивах. Если эти препараты станут не доступны, рак молочной железы лечить у нас будет по сути нечем», — заявил «НИ» доктор медицинских наук, онколог Максим Рыков.

Почему эти препараты станут по сути недоступными?

Поясним: средства от рака «Абраксан» от американской BMS и «Пикрэй» от швейцарской Novartis, были включены в 2023 году в схемы лечения за счет ОМС. Однако, со следующего года из ОМС их исключат. Теперь регионам за свой счет предстоит приобретать препараты, госзакупки которых в январе–сентябре текущего года выросли почти на 63% год к году. Уже сейчас можно сказать, что для регионов это будет практически неподъемно.

Из комментариев в Telegram.

Юлия Юлия: «А вы уверены, что в регионах есть на это бюджет? Моя подруга в Сергиевом Посаде полгода судилась, чтобы ей вернули бесплатное лекарство».

Evgeniia: «Люди, которые говорят, что ничего страшного, региональный бюджет закупать будет, видимо, свою голову дальше Москвы не высовывали ни разу. Тот самый региональный бюджет будет закупать лекарства по 300к, из которого не могут выделить деньги на покупку аппарата МРТ на 10 ближайших населенных пунктов. Попробуйте в регионах полечить что-то серьезнее простуды».

Yaloo: «С зарплаты 60 000 рублей за пять лет вы выплачиваете 180 000 в фонд ОМС. И выплачиваете именно вы — то что эту сумму вам не показывают в зарплатном листе, ситуацию не меняет никак».

Почему такие востребованные препараты от онкозаболеваний были все же исключены из перечня ОМС? Объяснения чиновники дают путаные.

«Тарифы на два этих препарата, которые финансировались за счет средств ОМС, формировались с учетом предельных цен, которые производители обязались зарегистрировать при включении лекарств в перечень жизненно важных. Существуют различные схемы лечения в клиниках, так вот эти 2 препарата попали в так называемые „прочие схемы“, которые исключены из основных. Если препарат исключен из основной схемы, он идет по низкому тарифу, и его не выгодно закупать», — говорит эксперт Всероссийского союза пациентов Алексей Федоров.

Вся эта история — хороший пример неразберихи в регулировании здравоохранения. Там множество нормативно-правовых актов, которые зачастую входят друг с другом в противоречие.

«В нашей медицине нет единой системы обеспечения. Зачастую данные клинико-статистических групп входят в противоречие с другими нормативными актами. Вот сейчас как закупать эти лекарства в регионах, если бюджет в них уже сформирован на 2024 год? В каком списке теперь искать эти препараты? Включены ли они в список жизненно важных? Пациенты не должны вообще этим заморачиваться, а Минзздрав ничего по сути не регулирует. У него и у ФОМС разные полномочия, а страдают в итоге пациенты», — считает руководитель Лиги защиты пациентов Александр Саверский.

В связи с вероятным дефицитом этих лекарств встает вопрос о возможности лечения распространенных онкозаболеваний вообще. Особенно это актуально сейчас, когда смертность от рака молочной железы в результате лечения этими двумя препаратами пошла вниз.

Если эти препараты исчезнут, уже в будущем году такой график будет выглядеть уже иначе…

«За рубежом и у нас — разное отношение к раку, в том числе молочной железы. У нас женщины боятся этого панически, тогда как за границей никто не паникует. Происходит это за счет того, что там нормальное обеспечение лекарствами, люди с раком не чувствуют себя брошенными и верят в выздоровление», — считает онколог Максим Рыков.