Началось все с бытовой травмы. Спускаясь по лестнице, женщина упала, повредив левое колено. Скорая увезла ее в больницу, где сделали обезболивание и наложили лангету. Однако на следующий день боль усилилась, а нога отекла. Магнитнорезонансная томография показала, что у пациентки травма левого коленного сустава – разрыв мениска и частичный разрыв связки. Уже в другой, специализированной омской клинике, ее направили на операцию, в ходе которой, помимо прочего, проводится искусственный перелом кости, а затем она «правильно» фиксируется с помощью металлоконструкции. 50летней женщине пообещали, что через пару месяцев она будет бегать на каблучках. Вот только о неблагоприятных последствиях и о том, что без хирургического вмешательства вполне можно обойтись, не предупредили.

А закончилось все крайне плачевно. После операции Прошина передвигалась уже только на костылях. В июне прошлого года, несмотря на боли и хромоту, Галине закрыли больничный. После этого она по собственной инициативе обследовалась в нескольких омских и новосибирских клиниках, и везде ставили разные диагнозы, сплошь устрашающие: от «неправильного срастания левой большой берцовой кости» (той, которую искусственно ломали) до «образования ложного сустава». Почти все рекомендовали еще одну или даже несколько операций с удалением поставленной ей металлоконструкции.

Из­за длительной нетрудоспособности Галине пришлось устанавливать в бюро МСЭ инвалидность – получила II группу. При этом эксперты МСЭ обнаружилитаки ложный сустав.

После рекомендованных операций, которые женщина делала уже в Новосибирске, у нее развился тромбоз левой голени, обострились «обычные заболевания» – астма, повышенное давление, нарушение мозгового крово­обращения. А затем изза чрезмерной нагрузки на правую ногу потребовалось протезирование уже правого коленного сустава.

Обратившись в суд, женщина обвинила клинику, где ей сделали самую первую операцию, в том, что ее не предупредили «о таких неблагоприятных последствиях хирургического вмешательства, как вероятность развития ложного сустава, остеомиелита большеберцовой кости, свищей в голени, разгибательной контрактуры и функциональной несостоятельности левого коленного сустава». А также не поставили в известность и о том, что «не во всех случаях достигается положительный эффект», а имевшийся у нее артроз является для такой операции неблагоприятным фактором.

– Владея такой информацией, я никогда не согласилась бы на эту операцию! – говорит Галина Прошина.

С требованием взыскать с клиники материальный и моральный ущерб женщина обратилась в Первомайский районный суд. Однако судья Ольга Кузнецова в иске ей отказала.

– Этот отказ мы обязательно обжалуем в Омском областном суде, – говорит заместитель руководителя Центра медицинского права Вадим Новосёлов. – Хотя формально операция была показана, решение о том, делать ли ее, пациентка должна была принимать осознанно. А для этого медики обязаны честно проинформировать ее обо всех возможных осложнениях. Это законодательно прописано и в 323 Федеральном законе «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», и в новом (от 28 июня 2012 года) постановлении пленума Верховного суда РФ № 17 «О рассмотрении судами гражданских дел по спорам о защите прав потребителей». Ведь любая операция – это риск, а он должен быть оправдан. Галине Прошиной врачи ломали берцовую кость и должны были пре­

дупредить: заживление может оказаться столь длительным, что придется получать инвалидность. Тогда она хорошенько подумала бы, нужно ли ей это. В стоматологических клиниках, где Центр ведет юридическое сопровождение, прописан риск осложнений даже при лечении кариеса. А тут берцовая кость! На самом деле Прошина могла обойтись без операции, и ходила бы сейчас в худшем случае с тростью. А теперь она – перенесший массу страданий инвалид, который передвигается с костылем. Поэтому мой совет омичам: подписывая информированное согласие на плановую операцию, требуйте от врача перечень всех осложнений и неблагоприятных исходов в процентном отношении. Такая статистика у медиков есть! А если врач откажется дать эту информацию, ищите другую клинику. К сожалению, иногда медики считают подпись пациента под информированным согласием простой формальностью, а это не так. Пациент имеет право сам решать, какой метод лечения выбрать.

Руководитель Центра медицинского права Алексей Панов солидарен с коллегой:

– Когда с нами что­то происходит, мы, конечно, уповаем на медицину. Однако это не точная наука, где все составляющие досконально изучены. И профессиональные действия медиков могут нести не только благо, но и вред здоровью. У врачейпрактиков несомненно есть информация о неблагоприятных последствиях того или иного метода лечения, которую они обязаны донести до пациента. Если эта информация предоставлена в полном объеме, а пациент все же подписал информированное согласие, то в случае осложнений претензий к врачу не будет.

Если Прошиной сказали только о том, что через пару месяцев она будет бегать на каблучках и не сообщили о возможных неблагоприятных исходах, то однозначно имеет место нарушение прав пациента на информацию о риске медицинского вмешательства.

Приведу в пример другой случай – нашумевшую в свое время историю с омским бизнесменом Олегом Солдатовым. Упав в подъезде, он получил травму плеча и согласился на операцию в БСМП-2. Однако во время наркоза у пациента началось кислородное голодание, которое не удалось вовремя купировать, он впал в кому и через полтора года скончался. Правда, это было дело не об осложнениях, а о врачебной ошибке (я представлял интересы истцов в суде, родные бизнесмена тогда выиграли процесс). Суть же в том, что и Олег Солдатов вполне мог обойтись без операции. Когда через некоторое время я сам получил травму плеча, то – вспомнив о своем клиенте – наотрез отказался от операции, мне просто наложили гипс. После его снятия возникла контрактура, но с помощью лечебной гимнастики я привел руку в порядок, ограничений в движениях давно нет.

источник :  omsk.mk.ru

вернуться в раздел новостей