Жительница Новокузнецка Светлана Хлестунова больше четырех лет ищет могилу своего единственного сына. До сих пор нет ясности: ребенок был захоронен или утилизировали тело, как биоматериал.

Женщине указали кладбище, где проводилось захоронение. Но семья не нашла табличку с номером захоронения.

Светлана записала видеообращение президенту РФ: «Я и мой муж долго хотели ребёнка. В результате мне было проведено кесарево сечение, но сын погиб. Мертвого ребенка я не видела. Документов, подтверждающих, что он мертв, тоже нет. При выписке из больницы на руки ничего не выдали. Несколько лет продолжается следствие, которое ни к чему не привело. Прошу Вас дать поручение и проверить версии о смерти ребенка, провести эксгумацию для установления факта захоронения и идентификации ребенка. Мне хотелось бы знать правду – найти своего ребенка либо узнать, что он мертв».

О своей многолетней борьбе Светлана рассказала «МК».

Долгожданная беременность Светланы Хлестуновой протекла гладко. Тревожные симптомы появились лишь на восьмом месяце.

- Утром в пятницу я почувствовала себя неважно, - вспоминает Светлана. - Обратилась в женскую консультацию. Врачи провели КТГ (диагностика состояния плода). Показания сердцебиения ребенка были в норме. А мое давление скакало. Мне посоветовали выпить лекарство и отправили домой.

К вечеру состояние Светланы ухудшилось. Женщина отправилась в поликлинику. Там, по её словам, дежурный фельдшер предупредила, что смена заканчивается, на всё про всё есть 5 минут.

- Мне померили давление. Оказалось 200 на 120. Я жаловалась на боли в спине. Мне поставили укол магнезии. На вопрос о госпитализации услышала: «Какая госпитализация? Идите домой».

Субботу беременная женщина провела в постели. В воскресенье резко подскочила температура до 39 градусов.

- Мне было так плохо, что даже зубы стучали. Муж вызвал «скорую». Врачи предположили ОРВИ. Но я настояла на госпитализации, хотя бы для поддержания жизнеспособности ребёнка.

«Увезли в морг, вам позвонят»

Светлану привезли в родильный дом уже после 21.00.

- В выходной на посту оказался всего один дежурный врач. ЭКГ мне не сделали. КТГ провели за три минуты. Хотя на таком сроке обычно наблюдают дольше, - утверждает женщина. - Сказали: состояние критическое, нужно экстренное кесарево сечение, ребёнок мёртв. Но в тот день оперировать меня не стали.

Утром в понедельник УЗИ подтвердило внутриутробную гибель. Пациентка думала перевестись в другое медучреждение, но ей не разрешили.

- Родственники предлагали транспортировку, но врачи отказали, - продолжает Светлана. - В 9.30 мне принесли документы на подпись. Операция началась в 11.20. Примерно через 14 часов после госпитализации. В бумагах указано: спинальная анестезия. Но по факту ввели общий наркоз. Я очнулась в 15.30. Ребёнка мне не показали - ни живого, ни мёртвого.

Четыре дня Хлестунова провела в реанимации.

- Три из них я не могла встать. Когда меня перевели в общую палату, снова поинтересовалась: где ребёнок? Ответили: «Увезли в морг, патологоанатом осмотрит, вам позвонят». Меня выписали. Звонка я так и не дождалась. Отношение врачей и их равнодушие зашкаливало. Молчание докторов привело к отчаянию.

«Хоронили скопом или как биоматериал»

Через неделю после выписки Светлана обратилась в правоохранительные органы с заявлением.

- 21 ноября 2020 года я подала заявление. Почти каждые две недели напоминала о себе. Только в конце марта 2021 года узнала об отказе о возбуждении дела. Потому была вынуждена обратиться к президенту России и руководителю СК РФ. Несколько раз Бастрыкин ставил расследование уголовного дела на контроль. Дважды отмечал волокиту в расследовании дела следственными органами Кемеровской области. Прошёл ещё год, результата нет. Виновные к уголовной ответственности не привлечены, следов своего сына я не нашла.

Больше четырех лет Светлана ищет предполагаемое место захоронение сына.

По словам женщины, семье сообщили, что тело похоронено на Митинском кладбище, на участке для невостребованных.

- Похоронная служба дала справку: шестой квартал, 50 ряд. Я сразу выехала на место. По документам якобы номер захоронения моего сына – 14х-002 (точный номер мы не указываем из-за этических соображений. – Авт.). Но такого захоронения там не оказалось! 

В ответах следствия, утверждает Светлана, фигурируют разные номера.

- То 14х-002, то 17х-002, то, почему-то 14х-009. А вывод о том, что мой сын предположительно захоронен под номером 17х-002 сделан со ссылкой на нынешнего директора кладбища, который в тот период там не работал, но предположил возможным.

По словам Светланы, компания-подрядчик, занимавшаяся детскими захоронениями, ликвидирована в 2024 году. Так что установить ответственных невозможно. Концы в воду.

- Я много раз выезжала на место. Руководство кладбища поднимало архивы, но чёткого ответа так не дали. Когда журналисты обратились за официальным разъяснением, им сказали: возможно, ошиблись цифрами, в тот день было несколько захоронений.

Женщина обращает внимание на размещение табличек на кладбище.

- Рядом якобы с нашей могилой воткнуты в землю ещё две таблички. Там захоронены плоды, которым было примерно четыре месяца. Между ними и нашим предполагаемым местом всего 20-25 сантиметров. Хотя на 28-й неделе — это уже не плод, а ребёнок. Значит, моего сына должны были хоронить в гробу, в метре до соседней могилы. Выходит, нарушены правила? Либо хоронили скопом, как биоматериал, либо могила вообще пустая, - считает Хлестунова.



«У них все схвачено»

Светлана утверждает, что в её истории много белых пятен.

- Мне говорили, что производили вскрытие моего ребенка. Но в перечне медуслуг на «Госуслугах» этого документа нет, хотя там должно быть указано. Протокол патологоанатома, по моему мнению, тоже составлен не по форме Минздрава: нет описаний и замеров внутренних органов. Меня на вскрытие не приглашали, мужу не звонили. Мне даже не могут подтвердить, что мой ребёнок действительно захоронен на указанном кладбище!

До возбуждения уголовного дела, Светлана пыталась поговорить с сотрудниками родильного дома.

- 15 января 2021 года меня пригласили в родильный дом разобрать ситуацию, - вспоминает Хлестунова. - Я пришла. В актовом зале собралось около 15 врачей. Накрыли фуршетный стол. Разговор получился некорректный. Меня обвиняли во всём, даже в собственного смерти ребёнка. Я не сдержалась, плакала, пыталась уйти. А ещё мне намекали, что я ничего не добьюсь, «у них всё схвачено».  

Летом этого же года, сюжет о деле Светланы Хлестуновой показали по федеральному телеканалу. Журналисты вместе с героиней пришли в тот самый родильный дом. Мы приведем диалог Светланы с заведующей родильного дома, который записали на камеру и показали в эфире.

- Почему вы сразу не оперировали меня, а спустя 14 часов? – задала вопрос Светлана.

- Потому что разобраться надо было, - отвечала заведующая.

- А если бы я умерла?

- Ну вы же не умерли.

- А если ребёнок еще был живой?

- Он не был живой! Он был мертвый! Сердцебиение либо есть, либо нет, милая моя.

В конце беседы сотрудница добавила: «Вы давно бы родили еще. Ходите все, судитесь, никак не можете успокоиться?».

- Им все равно: одним ребенком больше, одним меньше, этот умер, следующего родишь, - замечает собеседница. - У меня же детей больше нет. Мне 39, сына мы ждали 13 лет. Вежливому общению с людьми в учебных учреждениях Кузбасса, видимо, не обучают. Не говоря о том, что мне не оказали адекватную психологическую помощь. Сплошные издевательства! Может ли врач делать такие намеки женщине, потерявшей ребенка? Что являлось целью? Поставить меня на место или добить морально? Чтобы искать перестала… Мне не предоставили выбора: забрать тело, или оставить в больнице, которая возьмет на себя обязанность похоронить. Кто взял на себя право решать такие вопросы - для нас остается загадкой. 

«Вышла из роддома без ребенка и без могилы»

Светлана настаивает на эксгумации предполагаемого захоронения.

- Следственные органы сообщают, что наша могила – 14х-002. Но на кладбище её действительно нет. Но есть 17х-002. И следствие, как бы намекает, что это, возможно, она. В другом ответе всплывает табличка с номером 14х-009. Но эксгумацию все равно не разрешают. А мне важно удостовериться, что мой ребёнок умер, и он похоронен именно там. Это право семьи. Сейчас у меня нет ни могилы, ни документов, которые бы исключили мои сомнения.

Участок на кладбище, где хоронят неопознанные тела под табличками, выглядит неухоженным. Светлана снимает видео оттуда. Отправляет мне. В последние годы она чуть ли не единственная посетительница этого места.

- О существовании Митинского кладбища я узнала только после сообщения предприятия, занимающегося захоронениями. В нашем городе есть два основных кладбища, куда обычно везут хоронить, куда ходят все местные жители. Почему выбрали старое, почти неактуальное, для меня загадка. 

На Митинское кладбище Светлана возвращалась десятки раз.

- Металлические таблички расположены низко к земле, краска крошится. Вот номер 11х-003, вот 11х-002, а нашего, 14х-002, нет. 17х-002 есть, но кто поручится, что это наш? – снова и снова повторяет женщина. - Каждый раз приезжаю сюда и будто снова переживаю похороны, которых не было. Вышла из роддома без ребёнка и без могилы. 

Светлана намерена добиваться личной встречи с председателем СКР Александром Бастрыкиным.

- Мне нужно, чтобы в нашем деле поставили точку. Уже почти пять лет идут проверки, из которых год - доследственные и 4 года расследования. Я обязана продолжать. Либо ребёнок действительно захоронен на Митинском кладбище, которое нам указали, и мы ставим точку. Либо мы выясним, что таблички и журналы - подделка. Во всех случаях правда важнее всего.

Ирина Боброва
 

источник :  https://www.mk.ru