Новости

Ошибка врачей или халатность?

Для мамы он, конечно же, был солнечным ребенком. Имя тому подтверждение – Наран. Как и другие мальчишки, он любил погонять футбол, пообщаться, посидеть за компьютером, но больше был маминым, домашним. Ему нравилось делать подарки родным, особенно бабушкам Наде и Вере

 

Галина Менкенова, учитель английского языка и классный руководитель Нарана Лиджиева, находит теплые слова об ученике не только потому, что «так надо»: «Три восьмых класса в сентябре прошлого года преобразованы в два. Мне дали 8 «а», где учился Наран. О чем бы я его ни попросила, он всегда помогал. К примеру, я заполняю на портале dnevnik.ru журнал класса и часто просила его помочь мне выставить оценки. Он очень доброжелательный, безотказный, хороший мальчик, у него много друзей осталось. Нам очень жаль… Мы всем классом пришли на похороны…»

…26 февраля 2013 года Наран попал в лор-отделение республиканской детской больницы, где ему в тот же день поставили клинический диагноз «острый двусторонний гайморит», при поступлении диагностировалось то же самое. 11 марта в 5.30 утра врачи констатировали его смерть.

Передо мной копии разных документов: заключение судмедэксперта, медицинская карта, два постановления об отказе в возбуждении уголовного дела, ответ минздравсоцразвития РК, обращения родителей в прокуратуру республики, следственное управление СК РФ по РК, минздравсоцразвития Калмыкии, местное управление Росздравнадзора, уполномоченному по правам ребенка в РК.

Омбудсмен Ольга Умгаева пояснила, что сразу же после получения жалобы от родителей она обратилась в следственное управление. В данное время после экспертиз (оценок качества медицинской помощи), проведенных ЗАО МСК «Солидарность для жизни», уголовное дело вновь возбуждено.

«7 марта, это был четверг, лечащий врач планировал отпустить ребенка домой на выходные, – вспоминает недавнюю трагедию тетя Нарана Тогряш Борисовна. – Но накануне после девяти вечера он по телефону пожаловался отцу, что у него сильно болит голова, а лекарства в больнице нет».

Оказалось, у мальчика отмечалась не только головная боль. Педиатр соседнего отделения, вызванная медсестрой вечером 6 марта, обнаружила высокую температуру (39 градусов). Врач послушала сердце, проверила пульс, осмотрела горло. Нарану, по словам родителей, ввели димедрол с анальгином, но головная боль не унималась. Сын сказал отцу, что потерпит и останется в больнице до завтра.

Утром за ним приехала тётя, ведь планировали отпустить его на выходные, а там даже и выписать. Но по-прежнему Наран испытывал головную боль, температура не спадала, у него началась рвота.

«Через какое-то время к нему подошел лечащий врач Санджи Уланов и посоветовал мне по приезде домой вызвать участкового педиатра, – говорит Тогряш Борисовна. – Но Наран уже не мог встать с постели, ему становилось всё хуже.

И тогда доктор вызвал других специалистов – окулиста, инфекциониста и невропатолога. Первые два в своей части патологий не обнаружили, а невропатолог Ирина Бастаева поставила диагноз «менингит» и настаивала на проведении пункции спинно-мозговой жидкости. Тогда я вызвала родителей племянника. Врач уже пугала: если ее не сделать, ребенок может впасть в кому и умереть».

«Я попросил провести МРТ и другие исследования, – поясняет отец Нарана Дмитрий Сангаджи-Горяевич, но доктор сказала, что в этом нет необходимости, у Нарана менингит. Тогда почему его больше 9 дней лечили в лор-отделении от другого? Почему сразу не был поставлен правильный диагноз?

Пока я думал, что делать, доктор вызвала медсестер психоневрологического отделения, которым заведует, и группу практикантов. Процедура была показана студентам и проведена в их присутствии. Понимаю, что в угрожающих случаях разрешения родителей, может, и не требуется, но зачем же это показывать практикантам?

Перед пункцией давление у ребенка не измерялось, забора крови на анализ и пробу на совместимость лекарств не было, рентгенография и УЗИ головного мозга не проводились. Вообще создалось впечатление, что все куда-то спешат и им нет дела до нашего сына.

После процедуры мы остались с ним в палате и находились там с 11.30 до 13.45. Медсестра отделения заходила к нам лишь периодически, хотя ребенок кричал от боли. В это время медперсонал был на праздничном обеде, посвященном женскому празднику – 8 Марта.

Мы попросили медсестру сделать что-нибудь, лишь бы сына не одолевала боль. Она вколола ему два кубика реланиума и попросила не беспокоить его часа два. На наше присутствие сын реагировал и, поняв, что мы с ним, спокойно уснул. Рядом в тот момент не было ни врачей, ни среднего медперсонала.

Минут через 15 в палату зашли две медсестры и поставили капельницу с маннитом без пробы на аллергию. Через какое-то время вновь пришла одна из них со шприцем и ввела в шланг капельницы неизвестное нам лекарство.

Во время этой процедуры Нарану стало плохо, он застонал, пытаясь что-то сказать, у него начались судороги. Я побежал за медсестрой, но та ответила: это явление в его состоянии нормальное.

Ребенок стал задыхаться, судороги участились. Зашел молодой доктор, мы попросили убрать капельницу, но он ответил отказом. Жена побежала к лечащему врачу сказать, что судороги усиливаются. Санджи Уланов, продолжая что-то писать в кабинете, ответил, что при менингите это – норма.

А Наран уже не мог поднять голову, тело его обмякло, дыхания практически не было, глаза закатились. Зашел Уланов и, увидев состояние сына, велел снять систему, так как «она теперь не важна». Пришел невропатолог, ввели еще какой-то препарат и вызвали реаниматолога.

Нарана увезли в реанимацию. По словам невропатолога, сын впал в кому, поэтому был подключен к аппарату искусственного дыхания. Врач обвинил нас в том, что ему стало хуже только потому, что мы затянули с разрешением на проведение пункции, и это мы виноваты, что у него произошел отёк мозга».

Родителям, потерявшим единственного сына, крайне тяжело. Им не дают покоя вопросы, которые они адресуют персоналу больницы, руководству минздрава Калмыкии, правоохранительным органам: почему так долго не могли определить диагноз у ребенка и лечили его наугад? Почему при проведении пункции не исследовалось состояние пациента? Почему перед введением назначенных лекарств ни разу не делали проб на совместимость? Отчего невропатолог без нашего согласия проводил «экскурсию» для практикантов медколледжа? Почему в медицинской карте Нарана под № 1113 уже после его смерти вклеены новые страницы с наспех состряпанными записями, где есть заключение № 581 о проведенной 7-го марта рентгенографии и выявленном диагнозе «двусторонняя пневмония»?

При этом сам снимок отсутствует, а мы с самого утра были при сыне и данную процедуру не видели. Зачем нашему мальчику уже после его кончины мерили температуру и брали анализ мочи?! (копии исследований имеются – ред.)

11 марта в 8.54 утра температура якобы была 37 градусов, а смерть Нарана зафиксирована в 5.30! Почему 7-10-летние дети в палате самостоятельно меряют температуру, а назначенные им лекарства валяются в тумбочках и мусорной урне? Почему утром 11 марта не были вызваны в больницу правоохранительные органы? Почему перед нами до сих пор не извинились и даже не выразили соболезнования? И, наконец, кто ответит за смерть нашего ребенка?!

Судебно-медицинская экспертиза определила, что Наран скончался от герпетической вирусной инфекции (острый серозно-фибринозный менингит с лимфаденитом, гепатомегалией и др.), давшей тяжелейшие осложнения. «Выходит, что вирус наш ребенок подцепил уже в больнице? – возмущаются родители. – В таком случае там огромный риск для других детей! Более того, 7 марта около 18 часов врач реанимации сообщил нам, что менингит у сына не подтвержден. Тогда от чего он умер?»

В медкарте стационарного больного написано, что Наран поступил в лор-отделение 26 февраля, а в пункте 16 этой карты указано, что он, проведя в отделении 9 койко-дней с острым гайморитом, выписан с улучшением. О каком улучшении ведется запись, если мальчик в тяжелейшем состоянии прямиком из оториноларингологического отделения попал 7 марта в реанимационное?

В экспертных заключениях (протоколах оценки качества медицинской помощи) указано, что основной диагноз «неточен по квалификации», а также присутствовало «невыполнение и ненадлежащее выполнение необходимых пациенту диагностических мероприятий в соответствии с порядком оказания медпомощи, создавшее риск прогрессирования имеющегося основного заболевания».

Управление Росздравнадзора по РК 29 апреля сообщило отцу Нарана, что проведение проверки, согласованной с прокуратурой РК, в отношении республиканской детской больницы «по вашему обращению от 18.03.2013 г. о ненадлежащем качестве оказания медицинской помощи вашему сыну не представляется возможным в связи с тем, что первичная медицинская документация находится в следственном отделе по Элисте СУ СК РФ по Республике Калмыкия». Как нам пояснили в управлении, в следственный отдел был направлен запрос, но ответа оттуда не последовало, а установленный законом срок (30 дней) для ответа отцу истекал.

В письме минздравсоцразвития РК от 30 апреля говорится, что «на 9 сутки ухудшение состояния связано с присоединением острого, тяжелого, молниеносного течения герпетической вирусной инфекции». А когда и где все-таки она «присоединилась»? В больнице во время лечения? Или ребенок поступил с инфекцией и лечился 9 дней в лор-отделении, подвергая риску заражения других детей? Полагаем, независимую экспертизу еще назначат следственные органы.

Далее в ответе говорится, какие выявлены «недостатки в оказании медицинской помощи», а они выявлены и «на уровне» детской поликлиники, и в РДБ, и в республиканском центре специализированных видов помощи (недооценка тяжести состояния ребенка инфекционистом). В письме также сообщается, что приказом по министерству от 30 апреля вынесены дисциплинарные взыскания: заведующему оториноларингологическим отделением объявлен выговор, заведующему психоневрологическим отделением – замечание, одна из медсестер «подлежит дисциплинарному взысканию».

Сегодня в России обсуждается законопроект о страховании пациентов от врачебных ошибок, которых, по данным пресс-секретаря Минздрава РФ, ежегодно совершается от 40 до 50 тысяч. А насколько отличается врачебная ошибка от халатности, для которой давно предусмотрены статьи в Уголовном кодексе?

Минздрав намерен внести в Госдуму данный законопроект летом и в нем закрепить размер выплаты в случае смерти пациента – 2 млн рублей. Только спасет ли это нашу медицину и вернет ли погибших?

 

---

 

источник :  smozaika.ru

вернуться в раздел новостей