«Оплошность хирурга, оплошность хирурга», — всего два слова вертятся в голове Ларисы Шестаковой уже две недели. Именно столько прошло с того злополучного дня, когда Лариса и ее семья узнали, что нет больше их мамы, и именно так в разговоре тет-­а­-тет причину смерти объяснил их лечащий врач. Стоя перед гробом матери, Шестакова пообещала, что достучится до людей в белых халатах именно через прессу, ведь их святая обязанность — спасать человеческие жизни и облегчать страдания. Почему жительница Первоуральска уверена, что в смерти ее 60­летней матери виноваты именно хирурги ГБ №1 — в материале «Городских вестей».

Диагноз — за семью печатями

— Моя мама, Зоя Зенкова, заболела в феврале, — рассказ дается Ларисе Шестаковой сложно. Женщина нервничает, в руках — носовой платок. — Жаловалась на периодические боли в животе, слабость, в марте ее положили в больницу на Динасе с тошнотой и рвотой.

Сделав массу анализов, женщине не могли поставить диагноз — так и отправили домой, до первого приступа.

— Несколько раз она теряла сознание, пыталась поесть — большая часть пищи выходила наружу, — продолжает Лариса. — Наш фельдшер, врачи «скорой помощи» предполагали, что у нее непроходимость кишечника. Но в самой больнице диагноз определить не могли.

Спустя несколько недель поняли, что женщине дома лучше не становится — боли не проходили, надолго в организме не задерживалась даже жидкая пища.

— Решили, что возьмем направление и поедем в ГБ №1 — я была уверена, что это лучшая больница в нашем округе, — говорит Шестакова. — Мы приехали, думали, что нам сразу же окажут помощь, но в приемном покое нас продержали три часа! Мама несколько раз была на грани обморока, а врачи решали — куда же нас определить: в терапию, хирургию или реанимацию. Хирурги, как они говорят, «исключали свою патологию», терапевты — свою.

В итоге, Зою Зенкову определили в реанимацию хирургии.

Буквально сразу же Зою Геннадьевну перевели в реанимацию терапии, ведь хирурги были уверены — не их случай.

— Я понимаю, что у нее был букет своих болячек: слабое сердце, больные ноги и так далее, но все они были совместимы с жизнью. 26 дней моя мама пролежала в больнице — диагноза так и не поставили.

Нет диагноза — нет направления

Так и не поставив диагноз, пожилую женщину отправили домой. Как оказалось, это были последние несколько дней, которые Зоя Зенкова провела у себя дома в кругу семьи.

— Мы вынесли маму из дома буквально на носилках, — чуть не плачет Лариса Шестакова. — И снова поехали в хирургию ГБ №1 — маме резко стало хуже, она жаловалась на адскую боль, ничего вообще не могла съесть — ее тут же рвало.

Семья Шестаковых живет в Вересовке — это небольшой поселок за Билимбаем. Вызывать и ждать «скорую» не стали — повезли мать в город на собственном транспорте. В приемном покое хирургии их даже узнали — проходящий врач обронил фразу «А, это снова вы». Лариса сначала даже обрадовалась. Но ненадолго.

— Вызвали нам «скорую», чтобы отправить в ГБ №3 на Динас,— говорит Шестакова. — Мы в голос отказались, потому что считали, что в ГБ № 1 специалисты лучше. «Скорая» все-­таки приехала, врач померил давление — его просто не было. Он потребовал, чтобы поднимали в реанимацию хирургии, ведь перевозить в таком состоянии просто нельзя было. Ее подняли.

Лариса забрала мамины вещи и успела доехать только до Билимбая, как позвонили из больницы и попросили привезти вещи Зои Геннадьевны — ее перевели в палату терапии.

— Как? Так быстро? Неужели за это время ее успел кто­-то посмотреть? — Шестакова тогда удивилась, но развернулась и поехала обратно.

— Я зашла в палату — мама была серой, жаловалась, что плохо, — плачет Лариса Шестакова. — Я успокаивала, говорила, чтобы не переживала, ей обязательно помогут.

Мама позвонила на следующее утро: «Я не могу идти на уколы, боль адская, зашли в палату и отругали меня, что я не иду на уколы», — еле слышно сказала Зоя Геннадьевна в телефон.

— В терапии ставят уколы и капельницы только в ординаторской, — объясняет Шестакова. — В палате запрещено. Мама не провела в больнице и двух недель — серела, таяла прямо на глазах.

По словам Шестаковой, ее матери несколько раз приходилось делать ФГДС, проводили манипуляции с кишечником, делали анализы — все в норме.

— Все в норме, а человек тает, диагноза нет, — разводит руками Лариса. — Ей ставили обезболивающее, но оно не помогало. Мама постоянно хотела есть, говорила, что желудок просто разрывает от боли, но пища не задерживалась в ней более пяти минут. Я успокаивала ее, как могла, говорила, что сделают еще анализы, мы потребуем направление в Екатеринбург. Я и потребовала, но мне не дали, сказав, что у нас нет диагноза, а без установленного диагноза они не могут дать направление. 

Вскрытие показало

Лариса Шестакова не имеет претензий к терапевту, которая пыталась спасти ее мать:

— Молоденькая девушка, видно было, что старается, навещает ее в палате, интересуется. Меня возмущают хирурги. Знаете, есть шутка такая — «Вскрытие покажет». Вот вскрытие и показало, что у моей мамы была спаечная непроходимость тонкого кишечника — стезя хирургов, которые сразу «исключили свою патологию».

Лариса регулярно приезжала к матери, созванивалась с ней, пыталась «выбить» направление. Сейчас корит себя за то, что не настояла, смалодушничала.

В воскресенье Зоя Зенкова позвонила дочери. В последний раз.

— Мне плохо, я, видимо, умираю, — Лариса не могла разобрать отдельные слова матери, но успокаивала, уверяла, что выкарабкаются.

— Не помню, как заснула в ту ночь, проснулась рано — шести не было, — говорит женщина. — Думала, надо позвонить, надо позвонить, но ловила себя на мысли, что рано, подожду еще.

Позвонила Лариса Шестакова в половине восьмого. Один звонок, второй, третий — трубку никто не брал. После многочисленных попыток дозвониться, трубку взяли. Но ответил не мамин голос: «Приезжайте, ваша мама умерла».

— Я в негодовании, — уже не сдерживает эмоций Шестакова. — Я же просила, я требовала направление в Екатеринбург! Ей только исполнилось 60 лет! Она была полна энергии, мы вместе работали, жили! Хотя она спокойно могла жить и одна, но мы жили все вместе, семьей — не могли друг без друга! Как мне теперь жить без нее? Да, она была полная, болели ноги, но никогда не сидела без дела. Она не должна была умереть.

По словам женщин — соседок по палате, где лежала Зоя Зенкова, та потеряла сознание в три часа ночи, в реанимацию ее определили не сразу.

— Видимо, пытались оперировать, — предполагает Шестакова. — А может, и нет. Но результаты вскрытия были известны уже в 10 утра. Я понимаю, что сейчас ничего не докажешь, но я хочу, чтобы эту публикацию увидели врачи и поняли, что они имеют дело с человеческими судьбами, жизнями. Я понимаю, что они каждый день видят смерть и страдания, но нельзя так черстветь! Судиться не буду — без толку, да и маму не вернешь. Но я хочу достучаться до людей в белых халатах — когда умирает один человек, страдает от этого масса народа. Моему старшему сыну 19 лет — он ревет! Этот взрослый парень ревет! У меня жучком до сих пор вертится фраза: «Оплошность хирургов, оплошность хирургов». Оплошность? А как мне жить с этим сейчас?

И снова оплошности?

Лариса Шестакова уверяет: ее случай — не единственный. Из­за врачебной ошибки своих родных потеряли две ее подруги — Светлана Хромых и Елизавета Ярина.

Матери Светланы было всего 56 лет. Женщина уверена — ее мать не должна была умереть из­-за желчного камня в протоке.

— За два дня в больнице сгорела, как свечка, — плачет Светлана. — Ее таскали на анализы, водили на томограф. А итог? Неужели, если человек пожилой, то из больницы ему прямая дорога в могилу?

Муж Елизаветы умер от… аппендицита. Три дня его держали в больнице, готовили к операции, а когда ее все­таки сделали, в сознание Виктор Ярин так и не пришел. Диагноз — гнойный перитонит. Ему было всего 57 лет, и он содержал семью. 

По неофициальной информации из ГБ №1, общение с родными умерших пациентов — отдельная и деликатнейшая тема. Большинство из таких людей уверены, что в смерти родственника повинен исключительно врач. Официальные комментарии о ходе лечения Зои Зенковой от руководства ГБ №1 мы надеемся получить к моменту выхода следующего номера «Городских вестей» — главврач Николай Шайдуров находится в отпуске.

До пяти лет

Вячеслав Решетников, помощник прокурора:

— Если родственники умершей Зои Зенковой уверены, что в действиях врачей есть недоработка или даже халатность, то они имеют право написать заявление на имя руководителя Межрайонного следственного отдела СК РФ в Певроуральске Игоря Карпова, поскольку по действующему УПК статьи «Халатность» находятся в их компетенции. Кроме того, родные могут обраться в Росздравнадзор — в его полномочиях проверка учреждений здравоохранения и выполнения ими законодательства, ведь осуществление медицинской деятельности — сфера лицензированная. Неверное или неправильное осуществление лечения — это тоже нарушение лицензии. Безусловно, родственники умершей женщины имеют право обратиться за компенсацией морального вреда в суд. На самом деле, сфера здравоохранения — очень деликатная тема, ведь никто, кроме медика, не скажет — должным или не должным образом осуществлялось лечение. Юрист может дать с позиции уголовного кодекса под тем или иным действиям и нарушениям, но подключать специалистов из Росздравнадзора надо.

источник :  www.gorodskievesti.ru

вернуться в раздел новостей