Новости

За смерть пациента терапевт получил административный выговор

От ошибок не застрахован никто. Но, пожалуй, самую страшную ошибку может совершить врач, отвечающий за человеческие жизни. Ни для кого не секрет, что докторов в области не хватает – профессия сложная, зачастую мало оплачиваемая. Об этом можно услышать и от самих врачей, чуть только войдешь в кабинет. Однако это вовсе не значит, что относиться к своей работе медикам можно халатно...

 

История Нины Михайловны Шуваловой началась почти три года назад. Ее супруг — Андрей Николаевич Шувалов - стал жертвой врачебной ошибки. Судебные разбирательства по делу длились больше двух лет.

...В тот злополучный для него день Андрей Николаевич почувствовал себя плохо. Работали вместе с супругой на ВЭМЗе, поэтому он попросил жену проводить его к врачу.

- Наше предприятие закрытое, «скорой» проехать туда тяжело, - поясняет Нина Михайловна, - поэтому внутри самого предприятия находится поликлиника, куда и обращаются работники ВЭМЗа, когда им нездоровится. Она относится к 4-ой городской поликлинике. Мы с мужем, как и положено, пошли сначала в здравпункт. Андрей жаловался на загрудинную боль слева, отдающую в руку. Фельдшер здравпункта сделал кардиограмму сердца, но она получилась не совсем качественная – аппарат старый, поэтому фельдшер с уверенностью сказал: «Идите к терапевту, он вас обследует и поставит диагноз».

Как вспоминает Нина Михайловна, терапевт - Елена Станиславовна Рыжикова - сделала вторую электрокардиограмму, а также «тест на тропонин». Задав вопрос врачу, что это за тест, женщина получила ответ, что это тест на инфаркт. После этого врач Рыжикова поставила пациенту диагноз «хондроз», сделала инъекцию диклофенака с кеторолом и отправила его домой.

- Я не один раз задавала вопрос: «Это точно не сердце?» - вспоминает Нина Шувалова. – Врач сказала: «Нет, сердце здоровое, электрокардиограмма хорошая. Это однозначно хондроз. Боль может усилиться, нужно запастись терпением и приобрести кеторола, для того я его и назначила». Мы ей поверили, потому что это была врач-терапевт с 30-летним стажем, с опытом, каких-то плохих отзывов о ней мы не слышали. Муж вернулся на рабочее место за личными вещами и почувствовал себя еще хуже. Я попыталась вызвать «скорую» через регистратуру поликлиники, но получила указание вернуться к терапевту. Она снова измерила мужу давление. Оно упало, врач прокомментировала, что это скачок давления после сделанной инъекции.

После этого супруги Шуваловы поехали домой. Андрей, борясь с болью, вел автомобиль. О том, что случилось потом, Нина Шувалова не может до сих пор вспоминать без слез.

 

 

- Минут через 40 после того, как мы приехали домой, ему стало еще хуже, - продолжает женщина. – Я находилась на кухне, рядом с мужем была наша дочка, тогда ей было 11 лет. Вдруг она прибегает на кухню и кричит: «Мама, папа сильно хрипит!» Стало понятно, что необходимо срочно вызывать «скорую». Бригада приехала очень быстро. Фельдшер «скорой» посмотрела на Андрея и сразу сказала: «Поздно. Это сердце». Я ответила: «Не может быть, мы только что из поликлиники, у меня кардиограмма на руках». Фельдшер попросила кардиограмму, посмотрела на нее, и я по ее взгляду сразу всё поняла... Она сказала: «С первого взгляда видно, что тут инфаркт, и теперь сделать уже ничего нельзя». Я истошно кричала, умоляла его спасти, на колени падала: «Сделайте хоть что-нибудь!», ребенок визжал... Видя мое состояние, мужа попытались реанимировать, но когда подключили датчики электрокардиограммы, было видно, что линия уже прямая, сердце не бьется... Стало понятно, что спасти уже не удастся – когда приехала «скорая», муж был уже мертв...

Андрей Шувалов умер, не дожив до 34-летия всего один день.

Только потом, читая специализированную литературу, Нина Шувалова узнала, что ошибиться с диагнозом было очень сложно: самые первые, внешние признаки инфаркта - это загрудинная боль, отдающая в левую руку, повышенное давление, бледные кожные покровы, холодный пот, тошнота, затрудненное дыхание. Это явные, типичные признаки инфаркта, о которых обязан знать любой терапевт. Поняла женщина и то, что мужа можно было спасти – достаточно было его немедленно госпитализировать. Андрей был бы жив, главное в таких случаях – занять неподвижное горизонтальное положение. Время шло на минуты, но оно было: с 11 часов дня, когда Андрей почувствовал себя плохо, до 4 вечера – момента смерти. Все это время мужчина находился на ногах, ехал за рулем домой. А надо было лежать...

 

 

- После похорон я пошла в клинику и попросила карточку мужа, - продолжает Нина Шувалова. – В ней, к своему удивлению, я увидела два диагноза, написанных врачом-терапевтом Рыжиковой: «невралгия» (это тот диагноз, который был нам озвучен) и «кардиалгия неясного генеза». Оба диагноза стояли под знаком вопроса. Я спросила, почему второй диагноз нам не был озвучен, но ответа не получила.

Тогда Шувалова отправилась искать правды у заведующей вэмзовской поликлиникой, но и там ей навстречу не пошли, посоветовали подать официальный запрос...

- Я сразу поняла, что извиняться передо мной никто не намерен, - качает головой Нина Михайловна. – Даже элементарного сочувствия ко мне не было.

В поисках правды женщина обошла массу кабинетов: была и у главврача в 4-ой городской поликлинике, и в прокуратуре, и в следственном комитете, и в департаменте здравоохранения...

Итогом стало проведение ряда комиссий, каждая из которых давала однозначный ответ: «недооценка степени тяжести состояния больного, не учтены изменения на электрокардиограмме». Все это время терапевт Рыжикова продолжала работать. При этом Нине Михайловне сообщили, что врачу, допустившему ошибку, объявлен административный выговор, также с нее сняли первую квалификационную категорию, которая на тот момент у Рыжиковой была. Никаких соболезнований или устных извинений со стороны медиков женщина так и не получила.

- Эта форма наказания – административный выговор – показалась мне недостаточной, даже циничной, - говорит Нина Михайловна. - И я была вынуждена обратиться в суд с требованием отстранить врача от должности. С самого начала я требовала возбуждения уголовного дела. Но четырежды мне отказывали. Причинами отказов были: недостаточно доказательств, отсутствие причинно-следственной связи между смертью и диагнозом.

Вообще, подобные дела редко доходят до суда, как правило, их «заворачивают» в процессе следствия. Медики стоят друг за друга горой.

- Перспектив у подобных дел мало, - констатирует адвокат Нины Шуваловой Катерина Иголкина. - Доказать случай врачебной ошибки достаточно сложно. Здесь причина не только в корпоративной врачебной этике, но и в том, что установить причинно-следственную связь между гибелью пациента и действиями врача непросто. Ведь человеческий организм до сих пор не изведан настолько, чтобы предугадать, как он себя поведет в следующую минуту. Но существуют определенные стандарты ведения больного, которые каждый врач обязан знать и соблюдать неукоснительно. Эти стандарты предусматривают пошаговый алгоритм действий, которые необходимо предпринять врачу, чтобы он мог дать оценку состояния больного. У медиков даже негласное правило есть: сомневаешься – госпитализируй. Лучше перестраховаться, чем потом потерять человека.

В конце концов, уголовное дело было возбуждено, создана комиссия из ряда специалистов, и те вновь дали однозначный ответ: врач действительно виновата в смерти своего пациента, его можно было спасти. Врача Рыжикову признали виновной в причинении смерти по неосторожности и вынесли приговор: ограничить свободу на срок 2 года и 6 месяцев. Это так называемый «домашний арест», но при этом к работе врач была допущена.

И тут началось самое интересное: доктор... ушла на больничный и была на нем достаточно долго – несколько месяцев.

- Дело в том, что «причинение смерти по неосторожности», согласно УК, - преступление небольшой тяжести, то есть умысла она не имела, - поясняет адвокат. - По закону срок давности по такому преступлению – 2 года. Пока мы устанавливали факт, пока обивали пороги следственных органов, пока убедили суд в том, что была причинена смерть по неосторожности, пока прошли две экспертизы и судебное разбирательство, пока был длительный больничный подсудимой... два года истекли, и врача освободили от наказания. То есть у нее есть судимость, но фактически никакого наказания она не понесла.

- Два года мы добивались справедливости, но так и не добились, - разводит руками Нина Шувалова. - Вот скажите, это справедливо – ограничить в свободе человека, который по сути своей не является социальным преступником? Она не ходит с ножом, не является террористкой, которая может взорвать кого-либо, она опасна профессионально, а ее ограничили в свободе передвижения, но допустили к работе. Где логика? Я не понимаю. Ведь суть моего требования отстранить доктора от должности в том, чтобы другие не пострадали именно от преступной безграмотности этого человека.

Впрочем, о безграмотности речи уже и не идет – у врача Рыжиковой теперь вновь первая квалификационная категория: она прошла обучение, заполнила пробелы, которые у нее были, и теперь снова имеет ту же категорию, что и прежде.

- Я хочу, чтобы меня услышало руководство этой поликлиники и, может быть, кто-нибудь выше: стыдно государству содержать таких врачей, - говорит Нина Михайловна. - В приватной беседе одним из чиновников от медицины нам было сказано, что докторов не хватает, поэтому больницы не могут разбрасываться кадрами. Нам пояснили, что если бы всех врачей, которые допускают ошибки в своей работе, увольняли, то у нас бы работало в здравоохранении три человека... Летом этого года я обращалась с письмом к заместителю Кирюхина – просто крик души. Они приняли мое письмо и дали мне однозначный ответ: уволить этого врача невозможно, потому что к ней уже единожды была применена мера о дисциплинарном взыскании. Кто лично занимался в департаменте моей болью, я не знаю. Но у меня остается последняя надежда: может быть, я хотя бы через средства массовой информации буду услышана...

Несколько лет назад автору этих строк необходима была операция. Терапевт же поставил мне диагноз «ОРЗ», да еще и отругал за то, что вызвала на дом: могла бы, мол, и сама прийти – не столь высока температура… Вечером того же дня оперировавший меня отоларинголог жизнерадостно сообщил: «Еще часа три — и было бы поздно…» Когда я рассказала об этом соседке, та махнула рукой: «Да разве наш терапевт - это терапевт? У меня воспаление легких было, она меня от межреберной невралгии лечила. Только когда совсем плохо стало, «скорую» вызвали, в больнице верный диагноз поставили…»

Может быть, правильно медики ответили Нине Михайловне насчет врачебных ошибок – они кругом и всюду? И не надо некомпетентных врачей увольнять, а то и вовсе никого в муниципальных клиниках не останется? Только как объяснить это 13-летней Арине Шуваловой, отец которой умер у нее на глазах?

 

---

 

источник :  vladimir.mk.ru

вернуться в раздел новостей