14 апреля 2012 года в 14.25 в Глазуновской центральной районной больнице умер ребенок — Арсений Солдаткин. Руководство больницы и чиновники областного управления здравоохранения утверждают, что спасти малыша было невозможно. Правда, при этом признают, что были некоторые нарушения при оказании первой медицинской помощи.
Газета «Орловская правда» провела собственное журналистское расследование, и выяснилось, что в этой истории, как в зеркале, отражаются все беды и проблемы современной российской медицины.
«Делайте же что-нибудь!»
Рассказывает Ирина Солдаткина:
— С мужем и детьми живу в поселке Глазуновка. В начале апреля 2012 года купила пакет фасоли. Когда пришла домой, мои трое детей стали помогать разбирать пакеты с продуктами. Младшенький Арсений взял пакет с фасолью, и он у него порвался в руке. Фасоль рассыпалась по кухне. Дети ушли в комнату, а я начала уборку. 14 апреля, как обычно, готовила обед. Арсений в это время сидел на паласе и играл. Вдруг он резко встал и побежал. У меня возникло чувство, что он что-то взял. Я подошла к нему, посмотрела его руки, ротик. Там ничего не было. Я сказала ему идти в комнату к сестре, а сама на миг отвернулась, чтобы выключить газ. И тут сын упал навзничь. Когда я его подняла на руки, он заплакал. Мы сели на диван, я его стала жалеть. И тут я услышала прерывающийся хрип. Подумав, что сын подавился, я еще раз посмотрела ему ротик. Там ничего не было. Когда прибежал муж — сын уже плохо дышал.
Рассказывает Евгений Солдаткин:
— Быстро одевшись, мы выбежали на улицу, сели в нашу машину и поехали в больницу. В приемном отделении находись дежурный врач Ермаков, медсестра Гурова, санитарка Сазонова и водитель скорой помощи Фатеев. Сын был на руках у жены. Ермаков спросил: «Что случилось?». Мы сказали, что ребенок плохо дышит, и что, предположительно, он подавился фасолью. Ермаков засунул палец в рот сыну и сказал, что там ничего нет, что фасоль маленькая, и что она проскочит. Затем Ермаков начал звонить по сотовому. Сделал несколько звонков. В частности, реаниматологу Тупикову — но того не оказалось на месте. Через 10–15 минут приехала врач-педиатр Шитухина. Но никакой помощи сыну она не оказала. Видя, что врачи ничего не делают, я закричал: «Делайте же что-нибудь!» и сам вызвался отвезти сына в Орел на машине. Шитухина согласилась и сказала, что нас будет сопровождать фельдшер скорой помощи Воротникова. Но тут выяснилось, что и Воротниковой нет на работе. Ей позвонили — она обедала дома. Шитухина сказала, чтобы мы ехали за машиной «скорой», которая покажет нам ее дом.
Вопрос ответственности
Рассказывает Ирина Солдаткина:
— Уходя из больницы, я попросила Шитухину, чтобы она поехала с нами в Орел, но та ничего ответила. Тогда я обратилась с аналогичной просьбой к Ермакову, но он только показал на часы. Мол, у него нет времени. Мы ехали за машиной «скорой». Воротникова стояла у своего дома и ждала нас. Она села ко мне на заднее сиденье, а «скорая» поехала в больницу. В дороге Воротникова попросила у меня медицинское направление. Я сказала, что у меня ничего нет. Это уже потом выяснилось, что его должен был оформить Ермаков. Когда мы проехали перекресток улицы 8-е Марта, сын заплакал. Фельдшер Воротникова сказала: «Нам необходимо вернуться. У меня, кроме сумки с медикаментами, ничего нет. Давайте на месте что-то будем делать». Муж не хотел возвращаться, но Воротникова настояла. Когда мы быстро вошли в приемный покой, Воротникова и Шитухина начали ругаться. Шитухина крикнула: «Лучше он в дороге умрет, чем здесь, у нас».
Из объяснений на суде санитарки Ирины Сазоновой:
«В приемный покой первой забежала Воротникова, за ней мать с ребенком на руках, а за ними отец. Шитухина сразу же спросила у Воротниковой, почему они вернулись, на что та ответила, что ребенка не довезет и не будет брать на себя такую ответственность. Затем Шитухина сказала, что о возвращении Воротникова будет объяснять главврачу, а Воротникова ответила, что ребенок может умереть в машине, а также то, что ему надо оказывать помощь, а не ругаться. После этих слов Шитухина сказала, что пусть лучше ребенок умрет в дороге, чем в больнице».
Рассказывает Евгений Солдаткин:
— Знаете, слова Шитухиной я слышу до сих пор. Они как страшный сон. Услышать от врача такое — дикость! В тот момент я был на грани. Видя, что врачи ничего не делают, я крикнул жене: «Бери ребенка, нам здесь никто не поможет». Мы выбежали из больницы, сели в машину и поехали в Орел. На выезде из Глазуновки жена обратила внимание, что ребенок ослаб. Решили вернуться в больницу. У железнодорожного переезда увидели идущую нам навстречу акушера-гинеколога больницы Наталию Штевнину. Мы подъехали к ней и стали просить, чтобы она помогла сыну. Вызвав скорую помощь, она начала делать искусственное дыхание и массаж сердца. Сын открыл глазки, его лицо порозовело. Когда подъехала «скорая», Штевнина взяла сына на руки и села в нее. Я поехал следом. В больнице Штевнина отнесла сына в процедурный кабинет. Когда я зашел туда следом, то услышал чей-то голос: «Кровати нет». Я выбежал в коридор, схватил первую попавшуюся и закатил ее в кабинет. Сына пытались подключить к аппарату искусственной вентиляции легких. Но тут кто-то крикнул: «Нет маски». Ее бросились искать. «Нет нигде», — крикнул кто-то. Тогда шланг вставили в рот сыну без маски. «Дует?», «Ни хрена не дует», — последовал чей-то ответ. Что было потом, помню как в тумане. Нам сказали, что сын умер…
Неполно и неправильно
Около 15 часов в больницу приехали сотрудники полиции. По заключению врачей, причиной смерти меленького Арсения явилась (цитата) «механическая асфиксия от закрытия дыхательных путей инородным телом». Семя фасоли было извлечено и приобщено к материалам дела. Следствие шло полтора года. Вначале его вел Свердловский межрайонный следственный отдел. Но после того, как сюжет о случившемся был показан по Первому каналу в программе «Человек и закон», дело передали в Орел — в отдел по расследованию особо важных дел.
В апреле 2013 года в рамках следствия была назначена дополнительная судмедэкспертиза, которую провели специалисты Российского центра судебно-медицинской экспертизы Минздрава РФ. Выводы лаконичные (цитата): «Обследование и лечение Солдаткина?А. Е. проведено неполно и неправильно. В лечении необходимо было использовать кислородотерапию и поддержание воздушной проходимости дыхательных путей путем вспомогательной вентиляции с помощью дыхательного мешка или искусственной вентиляции легких после немедленной интубации трахеи. Кроме этого имелись недостатки организационного характера: транспортировка пациента на личном транспорте, без сопровождения врача и без подачи кислорода».
Для справки: интубация — это введение особой трубки в трахею при угрозе удушения.
Вину не признал
Согласно выводам следствия, дежурный врач по приемному кабинету Глазуновской ЦРБ Виктор Ермаков (цитата):
«… легкомысленно, самонадеянно рассчитывая на предотвращение указанных общественно опасных последствий, полностью самоустранился от выполнения возложенных на него прав и обязанностей».
24 сентября 2013 года Ермакову предъявили обвинение по статье 109 части 2 УК РФ: «Причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей». Свою вину в предъявленном обвинении Ермаков не признал.
В октябре начался суд…
Решили не сдаваться
В том, что Ермакова накажут, супруги Солдаткины не сомневались. Но 16 января этого года судья Глазуновского районного суда Елена Слюнина огласила приговор: «Оправдать Ермакова Виктора Ивановича … в связи с отсутствием в его действиях состава преступления. Избранную в отношении Ермакова… меру пресечения в виде подписки о невыезде и ненадлежащем поведении отменить. Признать за Ермаковым… право на реабилитацию…».
Согласно выводам суда, стороной обвинения (цитата): «… не доказано, что смерть Солдаткина?А. Е. наступила вследствие ненадлежащего исполнения… Ермаковым… своих профессиональных обязанностей».
Рассказывает Ирина Солдаткина:
— В первые дни после приговора у нас опустились руки. Что это за формулировка — «не доказано»? Ведь все видели, что Ермаков ничего не делал, чтобы спасти нашего сына. Единственная, кто боролась за его жизнь — Штевнина. И это притом, что в тот день она не работала. Оказывается, женщина шла на остановку, чтобы уехать в Орел. Придя в себя, мы решили с мужем не сдаваться и 27 января подали в областной суд апелляционную жалобу.
Противоречия
Текст приговора Глазуновского районного суда занимает от корки до корки 83 страницы. Если внимательно его прочитать, то в показаниях подсудимого Ермакова можно увидеть ряд противоречий.
Противоречие первое: Ермаков заявил, что когда ребенка первый раз привезли в больницу, он (цитата): «Сразу пальцем осмотрел ротовую полость ребенка, ничего во рту не было. Я хотел взять ребенка у мамы, чтобы делать какие-то манипуляции. Но мама крепко держала мальчика. Тогда я стал давать ей команды, она все исполняла. Мама встала, перевернула ребенка, наклонила его вниз лицом. Я стучал по спине, еще раз наклонила ребенка, я опять постучал, толку никакого».
Потерпевшая Солдаткина факт того, что Ермаков пытался взять у нее ребенка и стучал ему по спине, опровергает. Ее слова подтверждает ключевой свидетель — медсестра Елена Гурова. Из ее объяснений (цитата): «Ермаков обследовал ротовую полость ребенка пальцем, после чего сказал зафиксировать ребенка в положении лежа на животе, головой чуть-чуть вниз, в котором ребенок пусть и не совсем ровно, но стабильно дышал. Ермаков больше ничего не делал».
В ходе командировки в Глазуновку автор материала разыскал медсестру Гурову. Свои показания она повторила слово в слово, а потом добавила: «Больше я вам ничего не скажу. Мне здесь еще работать».
Противоречие второе: Ермаков заявил на суде, что когда ребенка в третий раз привезли в больницу, он все это время (цитата) «…сидел, ждал». Затем он зашел в процедурную комнату, увидел ребенка, от переживаний ему стало плохо, пошел в терапевтическое отделение, пробыл там 10 минут, и когда сердце «отпустило», вернулся в приемный покой. И там ему медсестра Гурова сообщила, что ребенок умер».
Но потерпевшие супруги Солдаткины и их родственники, приехавшие в тот день в больницу, утверждают, что Ермакова они не видели. Это подтверждает и медсестра Гурова (цитата): «Второй раз, когда родители сами повезли ребенка в Орел, в приемном покое продолжалась перепалка между Воротниковой и Шитухиной. Ермаков сказал, что его рабочее время закончилось, и ушел домой в 14 часов. Когда «скорая» вернулась, Ермакова не было».
Противоречие третье: Ермаков заявил, что когда ребенка первый раз доставили в больницу, он позвонил лор-врачу Сергею Веселовскому, но тот сказал ему, что он далеко от Глазуновки, и чтобы Ермаков сам справлялся. Но когда Гурова сообщила Ермакову, что ребенок умер, вдруг откуда-то появляется Веселовский. Цитирую: «Веселовский спустился. Я поговорил с ним. Он сказал мне: «Сказать сейчас ничего не могу, покажет вскрытие»».
Так где же был лор-врач Веселовский? Далеко от Глазуновки или все же в больнице? Откуда он спустился?
Этим противоречиям суд должен был дать соответствующую оценку. У судьи Слюниной стаж работы довольно большой. Тогда почему этого не было сделано?
Десятки «Почему?»
Листая не только приговор, но и другие материалы этого дела, у автора статьи сложилось стойкое убеждение: Ермаков в этой трагической истории лишь так называемая верхушка айсберга.
— Почему врач анестезиолог-реаниматолог Александр Тупиков отсутствовал на рабочем месте в больнице? А ведь именно он в силу своей специальности мог оказать действенную помощь ребенку. Главврач Глазуновской ЦРБ Владимир Троицкий в ходе общения с корреспондентом «ОП» этот факт подтвердил.
— Где в рабочее время находилась фельдшер скорой помощи Галина Воротникова?
— Почему никто из персонала больницы — ни Шитухина, ни Гурова, ни Воротникова, ни Сазонова — не заявили о недопустимости транспортировки малолетнего Арсения на личном автомобиле? Ну какой в тот момент из Евгения Солдаткина был водитель? Он в шоке, жена плачет, сын задыхается, а до Орла ни много ни мало 60 км — в любую секунду его мог отвлечь крик, плач, хрип ребенка и что тогда?..
— Почему за случившееся не понес никакой ответственности главврач больницы Владимир Троицкий? Пусть даже в тот день он не работал, но разве не его обязанность контролировать порядок в больнице? Вызывают также недоумение его заявления на суде (цитата): «Аппарат искусственной вентиляции легких «АДР-1200», установленный в машине «скорой помощи», не предназначен для детей до шести лет». Однако следствием установлено, что «АДР-1200» не противопоказан детям до шести лет. Получается, что главврач не знает, для кого предназначено медоборудование?
Клятва Гиппократа
А теперь давайте посмотрим, что было бы, если бы:
— врач и фельдшер находились на рабочем месте в больнице;
— ребенка незамедлительно стали лечить: применили метод Хаймлика (удары по спине), компрессию живота, интубацию трахеи, подали кислород в легкие;
— врачи не ругались между собой, а сразу организовали транспортировку малыша в Орел — в Детскую областную клиническую больницу.
Если бы, если бы… Но главврач Глазуновского ЦРБ Владимир Троицкий и чиновники областного департамента здравоохранения считают, что спасти ребенка было невозможно. Эта формулировка отражена в материалах суда.
Но врачи никогда не бывают так категоричны. Шанс на спасение человеческой жизни есть всегда. И врачи обязаны бороться за это до последнего.
21 января этого года областная прокуратура направила в региональную судебную коллегию по уголовным делам апелляционное представление с просьбой отменить приговор Глазуновского райсуда, а само дело направить на новое рассмотрение в тот же суд, но в ином составе.
Мы обязательно проинформируем наших читателей, какое решение по жалобе супругов Солдаткиных примет Орловский областной суд.
Александр Алоян
источник : epressa.su