Роспотребнадзор и Роскомнадзор запретили средствам массовой информации писать о причинах самоубийства онкобольных. Мы пытаемся понять ведомственную логику: действительно ли подобные сообщения могут провоцировать новые суициды? Что стоит за запретом: испуг, забота, цензура?
Портал Правмир сообщил о самоубийстве в столице двух пенсионеров в возрасте 80 и 83 лет, страдавших раком. По мнению экспертов ведомств – Роспотребнадзора и Роскомнадзора, которые вынесли предписание сайту Правмир, опубликованная статья о смерти онкологических больных является прямой пропагандой суицида, а самоубийство представляется в такой подаче как единственный способ решения проблемы. Так же в статье упомянуто о том, как именно человек покончил с собой. По мнению специалистов указанных ведомств, самоубийство в данном случае представлено как спасение.
Реакция ведомств вызвала и удивление, и возмущение общественности. «Почему желтую прессу, специализирующуюся на драматических подробностях и деталях, и тиражирующую подобные истории, никогда не предупреждали, а вынесли предписание православному сайту», – задаются вопросом пользователи социальных сетей. И, в конце концов, в рамках удивительной логики Росподребнадзора, не настанет ли очередь благотворительных фондов – сообщающих со своих страниц о болезнях, диагнозах и страданиях своих подопечных?
Рro et contra: оцениваем юридическую составляющую
«Я не вижу нарушения прав пациентов в запрете информирования о причинах онкосуицидов, а вот само информирование точно нарушает статью о врачебной тайне», - считает Александр Саверский, президент Лиги защитников пациентов. Сведения о диагнозе относятся к врачебной тайне, и без согласия самого пациента (прижизненного) разглашать ее нельзя. При этом родственники так же не вправе ее разглашать без согласия пациента. Об этом говорится в федеральном законе номер 323 «Об основах охраны здоровья граждан в РФ».
Александр Саверский, президент Лиги защитников пациентов
Юристы полагают, что вынесенный запрет имеет двоякий характер. К тому же мнения экспертов из юридической среды расходятся. «Запрет средствам массовой информации указывать в информационных и иных материалах причины смерти самоубийц нельзя рассматривать как нарушение каких-либо юридических свобод, – считает Евгений Киминчижи, управляющий партнер Центральной коллегии адвокатов Белгородской области. – Ранее под запрет Роскомнадзора уже попадали публикации, размещаемые на специально создаваемых электронных страницах либо в социальных сетях о способах самоубийства». По мнению юриста, целью мониторинга подобных ресурсов и запрета информации о суицидах является охрана общественной нравственности и права человека на жизнь.
Евгений Киминчижи, управляющий партнер Центральной коллегии адвокатов Белгородской области
«Не вдаваясь в дискуссию о том, может ли человек самостоятельно распоряжаться своей жизнью, либо вправе покончить собой, в том числе при наличии тяжелого неизлечимого заболевания, отмечу, что государство обязано предпринимать меры, направленные на снижение смертности. Запрет является одной из таких мер», – считает Евгений Киминчижи.
По мнению адвоката, СМИ в погоне за тиражами способны сделать сенсацию из любой жизненной ситуации: «Описывающие конкретные причины смерти самоубийств публикации нарушают право на уважение границ частной жизни, разглашают медицинскую тайну, и влекут за собой умаление достоинства умершего и его близких, поскольку христианская традиция выступает решительно против самоубийств». В итоге, по мнению Киминчижи, родственники жертвы оказываются в определенном смысле изгоями.
А вот юрист компании "Самета" Иван Васюков замечает, что такой запрет со стороны ведомств не совсем корректен. С одной стороны, нельзя побуждать человека к совершению самоубийства – и с этой точки зрения запрет вводится обосновано, с другой стороны – он может рассматриваться как род цензуры, а это уже будет противоречить требованию статьи 3 Федерального закона «О средствах массовой информации» и статьи 10 Европейской конвенции о правах человека.
Стоит пояснить, наверное, что Роспотребнадзор уполномочен квалифицировать
информацию как нарушение, а Роскомнадзор исполняет решение Роспотребнадзора, принятое последним на основании внутренней экспертизы. Правда, что за эксперты привлекаются, и на какие критерии опираются – не ясно.
«Более того, у СМИ отсутствует возможность выразить свое несогласие с такой оценкой, например, представив контрэкспертизу, или подвергнув сомнению компетенцию экспертов Роспотребнадзора. К тому же критерии, которые используются « для отнесения информации к запрещенной», являются оценочными, то есть допускают весьма вольную трактовку», – подчеркивает Иван Васюков.
В любом случае, убежден юрист, необходимо четко понимать, в каком контексте выносится каждый запрет. «Если отчаявшийся от горя онкобольной принимает решение о суициде и совершает его, и при этом родственники умершего не возражают против публикации, то запрет на оглашение такой информации, как я уже высказывался, будет являться настоящим воплощением цензуры», – считает Иван Васюков.
«Проблема не только медицинская, но и социальная»
Медики убеждены, что нельзя молчать о существующей проблеме. Онкологические больные действительно умирают, и действительно – не все умирают своей смертью. Не обо всех суицидальных случаях становится известно – их больше. Педиатр, специалист службы паллиативной помощи Аня Сонькина убеждена, что если онкобольной, страдая от отсутствия обезболивания, убивает себя, то «именно боль должна рассматриваться by definition как основная причина» смерти. Другие врачи полагают, что даже сама ситуация, в которую помещен человек с онкологией, его страхи, отчаяние, могут приводить к такому финалу. И не говорить об этом нельзя. Более того: нужно что-то делать. И именно такие публикации, как те, что были «арестованы» на Правмире будоражат общество и власть. Невозможно решить проблему, замалчивая ее.
Педиатр, специалист службы паллиативной помощи Аня Сонькина
Онкология, по данным ВОЗ, занимает второе место по причине смертности после кардиологических заболеваний. Количество суицидов онкологических больных, конечно, не сравнится с общей смертностью населения от онкологии. «Но, я считаю, ситуация должна быть взята под личный контроль чиновниками, властью, нужно поставить цель. Например: не допустить больше таких смертей в 2015 году. Создать «дорожную карту». Примеры создания подобных «дорожных карт» в социальной сфере есть. И они работают. Скажем, в Швеции в прошлом году была разработана «дорожная карта», направленная на то, чтобы исключить ДТП с летальным исходом. В Финляндии поставили цель: чтобы к 2025 году не было ни одного курящего финна. Вот и нам нужно поставить конкретную цель и идти к ее реализации» – говорит Василий Штабницкий, врач-пульмонолог, сотрудник службы помощи больным БАС .
Кроме медицинских мер поддержания таких больных, нужны еще и социальные. «Стоит заметить, что не всегда онкологический больной хочет свести счеты с жизнь именно из-за боли – полагает Василий Штабницкий. Больные умирают от отчаяния – от того, что не смог получить помощь, не дождался госпитализации, остался без паллиативной помощи, без перспектив. Влияет ли информация о суицидах на такие же последующие самоубийства – вопрос, наверное, к психологам и психиатрам. Но, думаю, предыдущие больные, покончившие с собой, сделали это, не следуя чужим примерам, а по своим причинам, от безысходности. Так что в целом это еще и не только медицинская, но и социальная проблема».
Бороться с ситуацией, полагает Штабницкий, нужно не запретительными мерами, а комплексом мер, направленных на проявление внимания к таким больным. Что скрывать – даже близкие порой отворачиваются от своих тяжело больных или старых родственников. «Нужно обучать родных, помогать семье заниматься своим пациентом, нужна также и служба психологической поддержки – один врач тут не справится. Сейчас в целом у нас есть все возможности сделать так, чтобы такой пациенты не испытывали страданий, – эти возможности просто не реализованы».
«Суицид не заразен»
Могут ли подобные публикации быть толчком к новым суицидам, как того опасаются ведомства? Татьяна Гунар, психотерапевт, онкопсихолог , отмечает, что действительно онкобольные , находящиеся в той ситуации, которая сложилась последнее время – это группа суицидального риска: «К риску приводит не только наличие или отсутствие обезболивающих препаратов у больного, но и другие факторы. Сам характер этого заболевания, мифы по поводу этой болезни в обществе – присутствует восприятие рака как смертного приговора. То есть сам диагноз – уже суицидальный риск». А когда ситуация усугубляется отсутствием доступности обезболивающих препаратов, то она ухудшает ситуацию человека в несколько раз. «Скажем, когда нет обезболивающего для пациента после операции, допустим, ампутации, то у него суицидальный риск ниже, чем у онкологического больного. У него нет таких факторов, которые мы сейчас перечислили».
Но идею, что распространение информации об онкосуицидах может провоцировать риск следующих самоубийств, Татьяна Гунар считает «чепухой»: «Суицид не заразен. Представить себе, что человек, достаточно взрослый, возьмет с кого-то пример и покончит с собой, я не могу. Заражение суицидальным настроением может присутствовать среди тинейджеров. У них неокрепшая психика и для них настроение и традиции в группе сверстников является основополагающим фактором в действиях». Но для взрослого человека это «незаразно».
Поэтому, по мнению психолога, ведомство неправо в своих действиях: «Если мы живем в правовом государстве, то как можно вообще говорить о запрете публикаций? На мой взгляд, свобода слова заключается в том, что можно обнародовать совершенно любую информацию о том, что происходит в обществе, и единственное место, где это можно запретить или опровергнуть – это в суде, если возбуждено дело о клевете. В остальных случаях запрет неправомерен, если мы живем в согласии с Конституцией».
Татьяна Гунар, психотерапевт, онкопсихолог
По мнению Татьяны Гунар, запрет спровоцирован ситуацией с лекарствами: проблема с болью никак не решается, ситуация с лекарственными препаратами, их доступностью сильно усугубилась. «Это и породило истерию по запрету публикаций, пытаются замалчивать проблемы», – полагает эксперт. Да и вмешательства в частную жизнь Татьяна Гунар тут не видит: ведь все зависит от того, какую цель преследует журналист – сплетничать о жизни человека или поднять проблему? Любую публикацию можно расценить как вмешательство, но не всегда это – нарушение прав.
С тем, что подобная информация в СМИ не может провоцировать суициды, согласен и Евгений Ихлов, руководитель информационно-аналитической службы движения «За права человека» . Эти ситуации – дело индивидуальное. «Когда мне год назад диагностировали рак легких, я решил, что когда начнутся боли, я куплю препарат и сделаю себе передозировку, боль терпеть не буду. Мне врачи сказали сразу, что лечения я не выдержу. И я принял решение: не буду мучить ни себя, ни близких, – рассказывает Евгений Ихлов. – Думаю, многие раковые больные так и рассуждают. Есть люди, которые до последнего цепляются, пишут дневники в интернете, как их лечат, об их операциях…но не всегда выживают. У кого-то хватает мудрости и мужества посмотреть в лицо действительности. Потом, к счастью, диагноз мой не подтвердился. Но если бы все это случилось, я бы не был против, если бы о моем случае написали. Хотя я бы обставил ситуацию так, что это бы не выглядело самоубийством. Не стал бы афишировать саму ситуацию».
Запрещать же говорить о подобных фактах – «совершенный бред», считает Евгений Ихлов. «К тому же о случаях самоубийств сообщил православный сайт – сообщил с горечью. Какая же это «пропаганда суицида»?
А если сейчас проглотить этот запрет, по подобных ведомственных инициатив будет все больше. Наоборот, правильно – говорить о ситуации. Ведь человек, поставленный в безвыходное положение, находящийся на грани, – он колеблется, не решается, прокручивает все в голове, и посоветоваться ему не с кем. Человеку легче, когда о его проблеме говорят. Иначе он загнан в угол, он наедине со своей болью, со своей проблемой».
Традиционное японское изображение трёх обезьян: «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него»
Эффект Вертера
Кстати, опасается Евгений Ихлов, а не придет ли в голову властям запретить и художественную литературу? Ведь и в них есть подробные рассказы и об убийствах (кстати, классики даже описывают детали), и о самоубийствах. Или предполагается, что потенциальные самоубийцы книжек не читают?
«Давайте, к примеру, запретим «Страдания юного Вертера» Гете», - предложил правозащитник.
Однако с этим произведением и правда была схожая ситуация. Феномен даже получил название – «эффект Вертера». После выхода романа Гете в конце 18 века по Европе прокатилась череда так называемых «подражающих самоубийств».
А американские социологи в 80-х годах выявили зависимость массовых волн подражающих самоубийств, которые совершаются после суицида, освещавшегося по телевидению или в других СМИ. Причем даже отмечали сходство между ситуацией первого самоубийцы и последующими случаями. К примеру, если это был пожилой человек – после этого становились известны факты суицида среди стариков, если этот человек принадлежал к тому или иному социальному слою, имел определенную профессию, то и другие случаи самоубийств наблюдались среди его «коллег по цеху».
В Австрии в 80-е годы ХХ века был проведен эксперимент. В те годы австрийцы стали предпочитать сводить счеты с жизнью в метро. В итоге Венский Центр Кризисной помощи совместно с сотрудниками метрополитена Вены решили, что про факты «смерти на рельсах» больше говорить не будут – об этом упоминалось вскользь, без подробностей и обсуждения. Через месяц количество самоубийств в метро снизилось почти в 3 раза. С тех пор в австрийской прессе действует запрет на освещение таких трагических событий.
Однако подражательные суициды, по мнению специалистов, совершают неуверенные в себе люди определенного психологического типа. Это проблема, и большая. Но она не имеет никакого отношения к проблемам онкологических больных, оставшихся без обезболивания или наедине с отчаянием.
«Запретить писать о чем-либо – вещь бессмысленная и вредная»
Есть мнения, что и в нашей стране раньше самоубийств было меньше потому, что в советское время телевидение никогда не рассказывало о трагических событиях. А сейчас часть совершаемых суицидов в стране связана именно с доступностью информации любого вида – в том числе, и о самоубийствах граждан. Другие эксперты считают это заблуждением: просто раньше информация о суицидах замалчивалась – так же как сведения о катастрофах, ЧП и прочих «неприятных» фактах. Самоубийства происходили – точно так же, как происходят сейчас.
«Запретить писать о чем бы то ни было, есть вещь бессмысленная и вредная. Попытка затушевать проблему, которая существует, только ухудшит ситуацию», – поделился своим мнением с порталом «Милосердие.ru» руководитель Фонда защиты гласности Алексей Симонов . По его мнению, сейчас Роскомнадзор «превратился в свою полную противоположность – из организации, которая должна была следить за обеспечением свободы слова и работой закона о свободе слова, в организацию, запрещающую свободу слова на любой свободной территории».
Лев Пономарев, руководитель движения «За права человека» , также считает запрет незаконным и советует журналистам подать в суд на ведомства, а параллельно написать жалобу и главе правительства. Евгений Ихлов также считает, что только судебная практика расширяет права граждан в сфере гласности. Если суд общей юрисдикции откажет, то, полагает Ихлов, можно будет обратиться в Конституционный суд, потребовав разобраться с неконкретностью законодательных норм.
А вот что делать сейчас журналистам и как писать о подобных фактах – ведь нельзя же действительно молчать?
«Как теперь будут поступать журналисты, я не знаю, но мы помним, как это делалось во времена Солженицына. Каким образом осуществлялись практики инакомыслия и каким было наказание за это», – опасается Татьяна Гунар. «Пишите между строк, возрождайте опыт», – рекомендует Алексей Симонов. Евгений Ихлов также советует прибегать к эзоповому языку: «Даже в тоталитарных режимах люди находили возможности говорить о запретном».
источник : www.miloserdie.ru