Больше года родители 19-летней Алины Саблиной, погибшей в ДТП, пытаются привлечь к ответственности врачей за то, что те без их согласия изъяли у девушки органы. Нынешнее законодательство практически не оставляет им шансов на успех. «Люди стоят перед дверьми реанимации, думают о том, что там спасают их близкого. Все до последнего надеются. А там в это время втихаря все происходит», – комментируют сложившееся положение эксперты.
Замоскворецкий суд Москвы во вторник отклонил иск родителей 19-летней студентки Алины Саблиной, органы которой после смерти были изъяты без разрешения родственников. «Суд сегодня оставил наши исковые требования без удовлетворения. Суд огласил только резолютивную часть постановления, поэтому причины принятия такого решения пока неизвестны», – сообщил представитель заявителей Антон Бурков.
Родители требовали взыскать компенсацию морального вреда в 400 тыс. рублей с Городской клинической больницы № 1 имени Н. И. Пирогова. В связи с тем, что материалы дела содержат врачебную тайну, по ходатайству ответчика процесс проходил в закрытом режиме.
Семья Саблиных заявляет, что их дочь госпитализировали после ДТП в реанимацию, где Саблина вскоре скончалась. Через какое-то время ее мать из заключения судебно-медицинского эксперта узнала об изъятии у умершей дочери сердца, почек, части аорты и нижней полой вены, надпочечников и кусочка легкого.
«Ни мама, ни папа Алины, не покидавшие реанимацию в течение недели, не давали согласия на трансплантацию, врачи такого согласия не спрашивали», – отметил адвокат.
В возбуждении уголовного дела против врачей родителям отказали, мотивируя это определением Конституционного суда от 2003 года, который разрешил изъятие органов без согласия донора или родственников, если больницу не известили заранее о категорическом несогласии с изъятием.
«Но какой родитель будет давать распоряжения относительно органов своего ребенка, пока ребенок жив и тем более пошел на поправку?» – сказал Антон Бурков.
Заявители полагают, что врачи имели реальную возможность узнать их мнение об изъятии органов их ребенка, но сознательно не стали этого делать. Кроме того, ответчики были обязаны задокументировать все органы, которые были изъяты, утверждают истцы.
Напомним, 19-летняя Алина Саблина умерла в январе 2014 года: ее вместе с подругой сбила машина, когда девушки переходили дорогу по пешеходному переходу. Студентку доставили в больницу с тяжелейшей черепно-мозговой травмой, родители тут же прилетели в Москву из Екатеринбурга.
О том, что Алина умерла, родители узнали не от врачей, а от ритуального агента. Только через месяц после смерти дочери родители, знакомясь с материалами дела по дорожно-транспортному происшествию, которое стало причиной смерти Алины, в заключении судмедэксперта увидели, что у девушки в больнице изъяли почки и сердце.
В октябре прошлого года родители погибшей девушки подали на российских врачей в Европейский суд.
Изъятие у покойных органов для пересадки регламентируется в России федеральным законом 4180-I от 22 декабря 1992 года, то есть принятым еще Верховным советом. Статья 8 этого документа прямо провозглашает принцип презумпции согласия, если речь идет мертвом доноре, то есть оно разрешено, если не был заявлен протест. Последнее в законе формулируется так: «Изъятие органов и (или) тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту». То есть если человек до своей смерти или его родственники заранее сами не заявили о несогласии, то разрешения у них никто спрашивать не будет. По закону единственный, кто дает разрешения на изъятие, – главврач медицинского учреждения.
В Федеральном законе N 323 от 21 ноября 2011 года «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» несколько конкретизировали процедуру и внесли некоторые изменения. Согласно ст. 47 этого документа, «совершеннолетний дееспособный гражданин может в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, заверенной руководителем медицинской организации либо нотариально, выразить свое волеизъявление о согласии или о несогласии на изъятие органов и тканей из своего тела после смерти для трансплантации (пересадки) в порядке, установленном законодательством Российской Федерации». Соответствующая информация вносится в медицинскую документацию.
В случае отсутствия такого заявления право наложить вето на изъятие имеют супруги, при их отсутствии – дети, родители, усыновленные, усыновители, родные братья и сестры, внуки, дедушки и бабушки.
Эта же статья устанавливает, что в случае смерти несовершеннолетнего или человека, признанного недееспособным, врачи обязаны для изъятия спросить согласия одного из родителей.
То есть даже если во время операции больного в критическом состоянии родственники сидят в приемном покое, врачи не обязаны спрашивать их согласия. А если не сидят, то этого тем более делать никто не будет, поскольку после смерти счет идет на минуты.
Как заявил газете ВЗГЛЯД председатель думского комитета по здравоохранению Сергей Калашников, сейчас в Нижней палате как раз обсуждается эта проблема. «Будет более жесткая формулировка в 323-м законе. Перечисляются родственники по убывающей, у которых надо получить согласие. И будет база данных», – сказал он.
«Принципиальный вопрос один: использовать презумпцию согласия или презумпцию несогласия? Пока имманентно заложена презумпция согласия, что с нас что-то возьмут в силу того, что нужно помогать тем, кто остался жив, – заявил парламентарий. – Но для многих стран характерна презумпция несогласия. У нас в комитете вызревает идея, хотя она не общая, которая заключается в том, чтобы каждого гражданина в определенный момент, например при получении второй фотографии в паспорт или прав на вождение, поставить перед выбором: согласен или нет. То есть не то что «не знаю, не предупрежден». А он должен, получая документ, занести в базу данных свое мнение, которое он может поменять, если хочет. Поскольку в ДТП и потребители, и доноры, получаешь права – выскажи свое мнение, не оставляй общество в недоумении, что с тобой завтра делать в случае чего. И стимулировать тем, чтобы те, кто выразил согласие, имели определенные приоритеты в этой очереди. Ведь на сегодняшний день не более 5% получают необходимое донорство. А 95%, извините меня, умирают. При получении права возрастает шанс стать донором, чем человек, не ездящий на машине. Но также и возрастает шанс, что это самому человеку понадобится».
По словам председателя Лиги защиты пациентов Александра Саверского, все скандалы, связанные с несогласием родных об изъятии, возникают, когда люди случайно узнают об этом. Обычно же люди так и не знают, что произошло с их близкими после смерти. «Как правило, в ходе уголовных дел, связанных с ДТП, случайно узнают об этом. Потому что никто не обязан им сообщать, даже если они стоят под дверьми реанимационной. У родственников есть право заявить, но никто не обязан их спрашивать», – сказал он газете ВЗГЛЯД. Никто не обязан и информировать родственников о том, что у них есть право отказать в изъятии органов у покойного. «Но дело даже не в этом: люди стоят перед дверьми реанимации, думают о том, что там спасают их близкого. Им даже в голову не приходит кого-то о чем-то предупреждать, естественно. Все до последнего надеются. А там в это время втихаря все происходит», – обратил внимание Саверский.
Он предлагает законодательно закрепить принцип презумпции спрошенного согласия: «в правах, в полисах, как во всех приличных странах, человек дает свое согласие на изъятие в случае, если он окажется в вегетативном состоянии».
Саверский сомневается, что законодатели примут соответствующие поправки в обозримом будущем. «В 2003 году Николай Николаев вел ток-шоу, я принимал в нем участие, и он спросил аудиторию, кто готов пожертвовать органы, если окажется в вегетативном состоянии. Процентов 70 подняли руки, причем аудитория была довольно молодая. Прошло лет десять, после всех скандалов – с Ореховым, например, и когда прозвучал такой вопрос, процентов 20 только подняли руки. Потому что нельзя к людям как к мясу относиться. Недоверие появилось», – сказал он.
«Врачи не доверяют населению, а население не доверяет врачам. Врачи считают, что, если напишут в законе требование прижизненного согласия, никто не будет его давать. А люди думают: «Вы хотите это делать втихаря, мы тогда вообще вам доверять не будем», – заключил эксперт.
Анатолий Орехов, которого упомянул Саверский, скончался в апреле 2003 года в 20-й больнице в Москве. Когда он лежал на операционном столе, туда ворвались сотрудники милиции в масках. В ведомстве тогда заявили, что «действия медицинских работников были прерваны сотрудниками милиции, которые располагали данными о том, что биологическая смерть пациента еще не наступила». Прибывшие с милиционерами медики зафиксировали у Орехова признаки жизни: сердечные сокращения и наличие артериального давления. Больного попытались реанимировать, но он умер через 35 минут. Врачей больницы обвинили в том, что они пытались забрать органы у еще живого человека. Однако суд дважды их оправдал. В последнем приговоре в марте 2005 года судья постановил, что «милицейская» электрокардиограмма зафиксировала ритм уже умирающего сердца, который можно обнаружить «даже у трупа». Согласно его решению, смерть мужчины наступила не в результате действий медиков, умысла на приготовление к убийству у них не было, и состава преступления в их действиях суд не усмотрел.
источник : www.vz.ru