Новости

Кардиолог: Спасешь человека – спросят за шапочку

Издание «Правмир» поговорил с кардиологом, кандидатом медицинских наук Антоном Родионовым о том, как устроена медицинская помощь на борту воздушного судна, составе самолетной аптечки и почему врач должен помочь пострадавшему на улице, а права на это не имеет.

 

Врачи-кардиологи Антон Родионов и Игорь Сергиенко спасли пассажира на рейсе «Аэрофлота» Москва – Владивосток. Одному из пассажиров воздушного судна понадобилась медицинская помощь. После обращения экипажа за помощью кардиологи диагностировали у мужчины абстинентный синдром.

Медики поставили пациенту капельницу с физраствором, но столкнулись с тем, что введение всех внутривенных препаратов на борту воздушного судна должно проходить с санкции командира.

«Понятно, что КВС решает это не сам, а советуется с каким-то неведомым центром на земле, где сидит условная “баба Маша”, которая принимает решение, вводить ли тот или иной условный преднизолон, эуфиллин, окситоцин или “что у них есть еще там”», – рассказал Антон Родионов в своем посте в Facebook. По словам врача, на выяснение рекомендаций «с земли» через стюардессу и КВС уходило заметное количество времени. Специалистам запретили вводить пациенту глюкозу, посоветовав напоить его «крепким сладким чаем».

«Пятнадцать минут промедления, в ходе которых некая “баба Маша” дает заочно оценку действий двух кардиологов, один из которых доктор медицинских наук и сотрудник Кардиоцентра», – отмечает Родионов. Самолет совершил вынужденную посадку в Екатеринбурге, состояние больного на текущий момент опасений не вызывает.

– Как вы узнали о происшествии на борту?

– Это стандартная ситуация, которая даже заложена в настройках автоинформатора, просто в салон выдается фраза: «Уважаемые пассажиры, требуется медицинская помощь. Если на борту есть медицинские работники – просим обратиться к бортпроводникам». После этого мы подошли к пациенту. Нам дали аптечку, мы поставили капельницу с физраствором, нам никто не мешал.

– Что за лекарства в бортовой аптечке?

– Есть две аптечки. Доврачебная – из тех препаратов, которые у всех есть дома: йод, зеленка, корвалол, жаропонижающие. Ею может пользоваться кто угодно, например, стюардессы, она не требует присутствия врача. А есть аптечка врачебная – ее может вскрыть только человек, скажем так, назвавшийся врачом. Но вообще-то у нас нет правового статуса врача на борту воздушного судна и вообще врача вне стен лечебного заведения. Вы должны понимать, что по закону нашей страны лечением занимается совсем не врач, а лечебно-профилактическое учреждение, имеющее лицензию: больница, поликлиника, госпиталь, санаторий…

 

– А если, условно, на улице при вас кто-то упал?

– Только первая помощь, которую может оказывать вообще любой человек. Остановить кровотечение, придать защитное положение, сердечно-легочная реанимация. Но не врачебная помощь. Если я иду по улице и в кармане у меня лежат лекарства – вне стен своей больницы я капельницу поставить не могу.

– Вы бы поставили?

– Это другой вопрос. Дело в том, что в ситуации «врач идет по улице» я знаю, что не могу заниматься медицинской помощью вне стен лечебного заведения. А вот на борту воздушного судна ситуация меняется. И выглядит совсем непонятной. Я не врач на борту, потому что я не представляю лечебно-профилактическое учреждение. Но я и только я имею право открыть врачебную аптечку с определенными препаратами. Так кто же я? Кто несет ответственность за мои действия? В США есть «Закон доброго самаритянина», который освобождает от ответственности любого человека, который по доброй воле оказывает медицинскую помощь.

– Даже если он сделал что-то не так?

– Понимаете, он хотя бы постарался. Когда закон приняли – там смертность на дорогах снизилась на 80%. А у нас как? Я знаю конкретные примеры, где было как в анекдоте, где мужик из проруби мальчика вытащил, а потом к нему приходит мать. Мужик: «Ой, ну что вы, не стоит благодарности». А мать говорит, да нет, я не об этом, мой мальчик в шапочке был синенькой, так где она?

Эта ситуация абсолютно реальна – спасешь человека, потом спросят за шапочку. Не посадят, но нервы будут трепать очень сильно.

Когда я написал пост, ко мне в комментарии приходили коллеги, которые говорили: «Ребята, вы не врачи в этой ситуации, и не надо. Сидите спокойно, пейте виски в бизнес-классе, наушники поглубже, масочку потуже и не лезьте – а то сами будете виноваты».

Я писал этот пост не для того, чтобы поругать конкретных людей. Спасибо членам кабинного экипажа, бортпроводницам, команде скорой помощи из Екатеринбурга, конечно, моему коллеге Игорю Сергиенко, который этим всем руководил – все молодцы. Только вопрос в том, что у нас по конкретному случаю всегда хотят кого-то наказать, а не улучшить ситуацию в целом.

«Закон доброго самаритянина» (The Good Samaritan Law) – свод законов в США, регулирующий право на оказание помощи и правовое положение того, кто такую помощь оказывает. В разных штатах законы отличаются, сходясь в одном: пострадавший не может предъявить иск за неправильно оказанную первую помощь, если она оказывалась добросовестно. В России аналогичного закона нет, но установлена уголовная ответственность за неоказание помощи больному и оставление в опасности пострадавшего.

– «Аэрофлот» никак не проявлялся?

– Это очень большая организация. Пост свой я им отправил, через месяц, наверное, отпишутся, что всё у них хорошо, а аптечка соответствует приказам Минздрава и Росавиации.

– Аптечка плохая?

– Ее просто можно сделать лучше. В ней есть ряд абсолютно бесполезных препаратов и препаратов, которые устарели 15 лет назад. Вот дигоксин, например. Мы с коллегой-кардиологом так и не смогли смоделировать ситуацию при всех наших знаниях, когда мы кому-то на борту воздушного судна стали бы внутривенно вводить этот самый дигоксин без контроля ЭКГ. Лидокаин там лежит – явно не для того, чтобы травмы обезболивать, а для лечений нарушения ритма. Но им не лечат нарушения ритма  уже много лет, доказано, что это вредно, лидокаин увеличивает смертность при аритмии. Аптечка комплектовалась при царе Горохе.

Первый город, где мы запросили посадку – Пермь. Вот только не дали нам сесть, погодные условия. Хорошо, это Урал, там городов много, сели в Екатеринбурге. А если бы это была Якутия? И она, например, не принимает, погода. Лететь дальше нужно не час и не два. А Атлантика? Не побоюсь этого слова, нужны наркотические анальгетики.

– Привычно считать, что наркотики нужны для обезболивания хроники…

– Да за полтора часа человек с инфарктом миокарда умрет от болевого шока! У нас же все наркотиков боятся, как чумы, это системная проблема, на совести проверяющих служб много жизней.

– Кто контролирует процесс с земли?

– Я, может быть, был немного некорректен по отношению к коллегам… Но вопросы, которые они задавали, были не совсем правильными.

– На другом конце провода был кардиолог? Человек представился?

– Нет, конечно. Я вообще с ним не говорил, это длинная цепочка, на любом этапе которой может произойти сбой. Я уверен, что нужна наземная поддержка, ладно, я кардиолог, а если у меня кто-то рожать начнет, а я роды в последний раз в институте видел? Конечно, врачу нужно посоветоваться с врачом. Но напрямую.

Помните историю, когда человек погиб в самолете «Барселона-Москва»? Российский реаниматолог, оказавшийся на борту, оказывал помощь и запросил по прилету скорую. Должна была приехать реанимационная машина, искусственная вентиляция легких должна была быть начата прямо в самолете. А вместо этого приехала линейная бригада, пришла очередная «баба Маша» с фельдшерским чемоданчиком аккурат к моменту клинической смерти. Потом выяснилось, что борт был не наш. Получился двойной перевод – на английский и с английского, у пилота в мыслях не было, что приедет фельдшер, он не должен знать, как у нас система скорой помощи устроена.

– Вы писали какие-то отчеты по итогам случившегося?

– Есть специальная форма на борту самолета, мы написали диагноз, что делали, оставили координаты. Представились.

– Каким образом законодательство регламентирует ваш статус в этой ситуации?

– Никаким. Если врач в Екатеринбурге по каким-то причинам решит, что мы сделали что-то не так – у этого могут быть последствия. Понятно, что в тюрьму не посадят, но отписываться будешь бесконечно, полоскать тебя будут по всем углам. Мне вот еще один коллега прокомментировал, у него диплом и врача, и юриста: «Как врач, я бы в такой ситуации помог, а как юрист – дернул бы вискарика и спать пошел». Что это за раздвоение личности у врача, зачем нас ставить в такую ситуацию?

– Как сейчас регламентирована медицинская помощь на борту самолета? Что можно улучшить?

– Сейчас это правовая дыра, из которой раз или два в год всплывают такие случаи. А так – не нужно изобретать велосипед, всё давно работает на Западе, хочешь аптечку «Дельты» посмотри, хочешь – «Люфтганзы». Я вижу ситуацию так: четкий законодательный регламент, защита врача, пересмотр аптечек, взаимодействие с наземными службами напрямую.

Хоть дефибрилляторы должны быть с мониторами. Это в Европе можно сесть на каждом квадратном сантиметре карты, а у нас страна большая, нужно дать больному возможность долететь.

Немецкая авиакомпания Lufthansa разработала специальную программу оказания помощи «Doctor of the board». Врачи, летающие рейсами компании, могут зарегистрироваться и получить различные бонусы. Также лицензированный врач может прослушать курсы по оказанию медицинской помощи на борту. В ходе регистрации сохраняются все данные врачей, включая подробную информацию об их специализации, что позволяет не терять времени в экстренной ситуации в полете. На сайте компании особо отмечается, что юридические аспекты оказания помощи на борту самолета учтены: на врачей распространяется специальная страховка на случай каких-либо претензий пассажиров.
С составом аптечки компании Lufthansa можно ознакомиться здесь.

«Правмир» попросил «Аэрофлот» сообщить полный состав стандартной аптечки на рейсах компании и прокомментировать вышеописанную ситуацию в целом, но оперативный комментарий представители пресс-службы дать не смогли.

 

---

источник :  www.pravmir.ru

вернуться в раздел новостей