Вопросы пациентов

Да, Анастасия, так и есть. И в этом почти нет нарушения, как это ни удивительно. И еще более удивительно, что вряд ли врач поликлиники это осознает. Нас уже приучили к тому, что мы даем расписки перед началом серьезного медицинского вмешательства. Проблема только в том, что эта практика сформировалась не в результате настойчивой реализации пациентами своих прав на информированность, а из желания врача быть защищенным в правовом смысле. Поэтому практика сия в большой степени порочна, поскольку решает не задачи информирования пациента, а задачи маскировки или прикрытия врача, -  такие расписки, как правило, не выдерживают никакой юридической, да и медицинской критики, поскольку даже и маскируют очень плохо. Но не это предмет вашего вопроса.

Дело в том, что статья 32 Основ законодательства требует, чтобы пациент был согласен на медицинское вмешательство при условии его информирования (информированное добровольное согласие). При этом такое согласие не требует письменной формы - уже поэтому расписки нужны не нам с вами, а врачам. Проблема, собственно, и состоит в том, что при возникновении конфликта при отсутствии такой расписки врач не может простыми средствами доказать, что он вообще вас информировал о чем-то и даже о том, что получил согласие.

Хотя сам по себе факт проведения вмешательства является своего рода подтверждением согласия (если пациент адекватен и осознает происходящее), - не насильно же человека затащили на операцию, загрузив его наркотиками, но поскольку и об этом можно спорить, лучше иметь бумажку с подписью.

Расписки и появились-то и прижились в основном в хирургических и акушерских стационарах. Почему? Очевидно! Там выше риски, ответственность врачей и накал эмоций. Но во всех этих случаях пациента не спрашивают, хочет ли он что-то знать или нет, а фактически заставляют его подписывать требуемую бумагу под страхом того, что не окажут ему медицинскую помощь. Но тогда нарушается закон в части нарушения воли пациента: неужели врачи действительно полагают, что все пациенты страждут знать о том, как у них будут копаться в кишках? Это, как минимум, неправильное понимание закона.

В действительности модель информирования, предложенная законом, совсем иная.

Назначив вам лекарство в поликлинике, врач лишь рекомендовал  лечение, но еще не осуществил вмешательство (как правило, он сам этого и не делает). Согласно ст. 31 Основ у вас после этих назначений (диагностических и лечебных) есть право в доступной  форме получить имеющуюся информацию о состоянии вашего здоровья, включая сведения о результатах обследования, наличии заболевания, его диагнозе и прогнозе, методах лечения, связанном с ними риске, возможных вариантах медицинского вмешательства, их последствиях и результатах проведенного лечения.

Но … о своем праве на информацию надо заявить! Реальность состоит в том, что врач не обязан вам ничего сообщать, пока вы не спросили, или может просто поинтересоваться, есть ли у вас вопросы. Это подтверждается другим абзацем той же 31 статьи, где говорится, что информация не может быть предоставлена гражданину против его воли.

Итак, получив назначение на лечение или диагностику, вы вправе спросить врача о том, что вас интересует во всех подробностях и в этом случае врач не вправе отказать вам в информации. Только после этого вы можете считаться информированным. Однако если вы начали принимать таблетки, не задавая никаких вопросов, то здесь возникает что-то вроде презумпции согласия на лечение; раз вы принимаете таблетки, значит, вы дали согласие на медицинское вмешательство (не против же своей воли вы их едите), а поскольку вы не воспользовались своим правом на получение информации, значит либо такова ваша воля, либо вы получили достаточную информацию из других источников.

Такая схема логична, потому что процесс обсуждения методов диагностики и лечения взаимный, и если пациент в нем пассивен, то врач не должен навязывать ему латинские слова, которые тот может быть и не хочет слышать и понимать, что тоже является его правом. Да и врачу с подобным пациентом хлопот меньше. Но  у такого пациента нет права говорить, что он чего-то не знал, соглашаясь на вмешательство: отсутствие попытки получить информацию равносильно нежеланию воспользоваться правом на ее получение.

Как о некотором исключении можно говорить об информировании родителей, отраженном в 32 статье. Там сказано, что согласие на медицинское вмешательство в отношении лиц, не достигших возраста 15 лет (больные наркоманий до 16 лет), и граждан, признанных в установленном законом порядке недееспособными, дают их законные представители после сообщения им сведений, предусмотренных частью первой статьи 31 настоящих Основ. То есть информирование в такой формулировке выглядит обязательным. Но даже в этом случае автономия воли родителей не может быть нарушена. Не могут же человека заставить читать или слушать что-то против его воли. Правда, в этом случае родителям надо быть готовым подписать бумагу об отказе от информации (даже самим предложить такой вариант).

При этом нигде не сказано, что отказ от информации означает отказ от лечения. Так что, даже в стационаре, прежде, чем читать прогнозы всяких ужасов, от чего, замечу, у некоторых людей, бывают инфаркты, - подумайте, хотите ли вы это знать, и не лучше ли написать заявление об отказе на информацию в предложенном объеме, но с сохранением права задавать вопросы по мере их появления и получать ответы.

Очевидно, что сам по себе термин «информированное согласие» подразумевает вопрос о том,  сколько должно быть информации, чтобы считать ее достаточной для дачи пациентом согласия. Очевидно, что эту достаточность может определить только сам пациент, что и предполагает модель живого диалога с врачом.

Можно, конечно, руководствоваться тем, что хочет обычно знать обычный человек о подробностях медицинского вмешательства, однако при таком подходе возникает целый ряд «но».

Первое: как быть, если пациент совсем отказался от информации? Ведь в таком случае медицинское вмешательство невозможно, поскольку унифицированного информирования не произошло, а они законом связаны.

Второе: объем информации для всех пациентов невозможно унифицировать, поскольку совокупность заболеваний, состояний и ситуаций у людей довольно-таки велика.

Третье: считать ли пациентов, получивших унифицированную информацию, информированными, или же у них сохраняется право на получение дополнительной информации. А если сохраняется, то нет разницы между алгоритмом получения информации в ходе диалога, описанного выше.

Остается только вопрос, с которого я начал: как врачу доказать, что он информировал пациента в достаточном объеме? Может быть, надо вести диктофонные или видеозаписи в качестве средств доказывания (как и пациенту)? Это проще, чем носиться с простынями информированных согласий, которые неизбежно будут расти в объеме, достигая тысяч страниц, как это показывает практика зарубежных стран.

Или надо говорить об унифицированном (базовом) объеме информации, оставляя пациенту право получать дополнительный сведения и отказываться от базовых.

Вывод: и в поликлинике, и в стационаре задавайте врачу вопросы, которые у вас есть, и вам станет более ясна и его квалификация, и его человеческие качества и многое о состоянии вашего здоровья.