Ирина, молиться никогда не помешает, даже если вы не будете делать липосакцию! К сожалению, в нашей практике имеются летальные исходы после такой «безопасной», как ее рекламируют производители, операции. Поэтому гарантировано застраховать себя можно лишь, не делая никаких оперативных вмешательств без жизненных на то показаний. Все остальное почти всегда можно снять как раз молитвой (иными психическими упражнениями) и физическими упражнениями, исключением вредных привычек и вредной пищи. Это требует некоторых усилий, но и окупается с лихвой, потому что операция убирает последствия, а не причину, а я предлагаю вам убрать причину (изменить часть – не лучшую часть, раз она вам не нравится - себя). Это – очевидно, если позволить себе хоть немного подумать.
Любое проникновение в организм человека – опасно, поскольку нарушает его целостность, хирургическое вмешательство – опасно особенно, поскольку речь идет о глубоком проникновении, а как пройдет восстановление гарантировать не может никто. Это предопределяет выбор человека: делать операцию только тогда, когда речь идет о жизни и смерти.
В любом случае, чего бы не хотел пациент, проникновение в организм человека для врача является преступлением, если не имеется для этого достаточных оснований.
Конечно, если вы не можете жить с лишними пятью (да, даже и с пятьюдесятью) килограммами и не хотите от них избавляться сами, то лечь под нож – единственный реальный способ для вас (согласитесь, есть в этом некая обреченность). Только не ждите, что это решит ваши проблемы. Они вернутся с процентами, потому что вы проблем-то своих и не решили. Это то, что я думаю о пластических и многих других операциях в целом.
Если же вас мои доводы не убеждают, читайте то, что пишете о рисках сами: все, что написано – правда и еще и не вся, - не перечислены, например, летальные исходы, поражение центральной нервной системы, ассиметрия тела и т.п.! Но все это случается с теми, кто делает липосакцию! Все они были уверены в том, что с ними-то уж ничего подобного не произойдет! Но это реальность, иначе вас не предупреждали бы об этом. Сколько таких женщин? Каков процент таких исходов – никто всерьез (тем более в России) не считал! Доверять тем, кто делает на этом бизнес, сами понимаете (а я надеюсь, что вы это понимаете), не стоит.
Как снизить риски, отчасти тоже написано вами же: нельзя, например, удалять более 5 л жира, поскольку это увеличивает сразу несколько рисков; не желательно делать несколько операций в одной анатомической области, поскольку может привести к некрозу.
Есть риски, которые не ваши изначально: например, инфицирование в таких случаях происходит в результате неправильной обработки инструмента, перчаток, кожных покровов, вообще внешней среды, то есть, если это случится, это – вина исполнителя, и он должен позаботиться о том, чтобы эти риски были сведены к минимуму. Сюда же относится бугристость кожных покровов, поскольку ее не должно быть при надлежаще выполненной манипуляции. Если же подобное происходит, то эстетический результат манипуляции не достигнут. Значит, не выполнен предмет договора, что дает вам право требовать возмещения уплаченных денег. Все это должно быть оговорено в договоре или в приложении предельно конкретно, и не для бумаги, а для уменьшения и распределения рисков.
То, что вы подписали риски, не означает того, что вы дали на них согласие. Это лишь означает, что ненадлежащая информированность уже не может быть основанием вашего иска. Но вряд ли вы согласились бы на то, чтобы вас заразили ВИЧ во время липосакции, а это ведь о риск, о котором вы извещены. И что, тогда у вас нет оснований для подачи иска? Есть, и не только для иска, но и для уголовного дела.
Поэтому при заключении договора, увидев все эти потенциальные (а отнюдь не виртуальные) страшилки, вы должны весьма активно задавать вопросы: а как обеспечивается дезинфекция; какой будет наркоз, можно ли что-то сделать, чтобы уменьшить его воздействие и снизить риски; какие будут антибиотики, чем они отличаются; какой будет продолжительность операции; каков будет ее объем и нет ли смысла разбить ее на несколько частей, будет ли это более или менее опасно; есть ли альтернативные методы достижения тех же результатов, какие, каковы их риски; и т.д.
В итоге этого общения риски должны быть распределены по сторонам: каждая берет на себе свои, и пациент не несет на себе риски исполнителя. Мы это называем протоколом распределения рисков медицинского вмешательства.
При заключении договора стороны должны торговаться не только вокруг качества услуги, но и (что на мой взгляд не менее, а порой и более важно) вокруг рисков. Например, если есть возможность снять риск анафилаксии, сделав аллергопробы на те препараты, которые будут использованы во время вмешательства, лучше это сделать, но помнить, что даже сам аллерготест может привести к анафилаксии. Надо разговаривать с аллергологом.
На предмет и условия договора надо смотреть при его заключении, а не удивляться потом, как вы это подписали.
Сейчас действует правило: предметом договора является медицинская манипуляция, а не ее результат – улучшение вашей внешности. Получается, что вы заплатили не за улучшение вашей внешности, а за удовольствие поваляться в крови на операционном столе. Некоторые врачи всерьез полагают, что сама процедура может доставлять пациенту удовольствие. А вы при заключении договора находитесь в столь романтическом состоянии радужных надежд, что не читаете договор или не понимаете, что в нем написано, а значит и того, что вам предстоит. На том этот бизнес и построен – на отсутствии у заказчика осознанности того, через что ему предстоит пройти! А те, кто уже встал на эту дорожку, не может остановиться – адреналин надежды!
Как видите, заключение договора не просто формальность, а предмет для серьезного разговора … о вашем здоровье и жизни. А сам договор нужен не тогда, когда всем хорошо (кто о нем вспомнит тогда?), а когда, по крайней мере, одна сторона вдруг осознает, что что-то здесь не так, то есть когда возникает конфликт.