Александра Хворостова: Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. В эфире радио «Соль» программа «Угол зрения». У микрофона Александра Хворостова. А поговорим мы сегодня вот на какую тему. Союз медицинского сообщества «Национальная медицинская палата» на семинаре медицинских работников в Омске представил пилотный проект под названием «Независимая медицинская экспертиза как инструмент досудебного урегулирования споров между врачом и пациентом». Данный проект было решено запустить в 10 регионах: Московской, Липецкой, Смоленской, Рязанской, Тверской, Свердловской, Воронежской, Омской областях, а также в республиках Башкортостан и Татарстан. Зарубежная практика таких урегулирований распространена повсеместно. Как говорится на сайте информационного агентства «Право-мед.ру», национальная медицинская палата решила использовать опыт коллег из Германии. Большинство разбирательств происходит там без громких судебных процессов и огласки в СМИ. Семинар открыл председатель правления НП "Врачебная Палата Московской области" Сергей Лившиц, который, в частности, сказал о том, что в Германии расхождение результатов независимых экспертиз качества медпомощи и СМЭ всего 1 процент. Того же захотелось и российским врачам.
Мы связались с доктором медицинских наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ, членом экспертного совета комиссии по здравоохранению Общественной палаты РФ Юрием Михайловичем Комаровым и узнали у него о практике таких досудебных разбирательств за рубежом:
«В Европе существует доделиктная система, до доказательства вины врача, когда врач застрахован от возможных ошибок и неприятностей, и страховые компании решают этот вопрос до суда, удовлетворяют иски пациентов. У нас, к сожалению, врач не является юридическим лицом и не является самостоятельно ходатайствующим субъектом, поскольку он не имеет лицензии, он наемный работник. За него несет ответственность учреждение. Фактически юридическое лицо у нас – медицинское учреждение. Поэтому врач не имеет собственной страховки от возможных ошибок и рисков. Врач себя не страхует, а должно страховать его медицинское учреждение, которое выступать должно в роли ответчика в суде в случае каких-то нарушений. Вот как должно быть, понимаете? А у нас, поскольку врач – объект права, а не субъект права, то тогда и получается, что он ни за что не отвечает. Отвечает медицинское учреждение. Вот наша ситуация какая».
А.Х.: Досудебное разбирательство – все-таки не из дешевых удовольствий. О том, кто будет оплачивать все расходы, мы также спросили у Юрия Михайловича:
«Все зависит от того, кто подает иск. Если иск подает пациент, то фактически оплачиваются потом все судебные издержки и оплачиваются проигравшей стороной. Какая сторона проиграла в суде, та сторона и оплачивает все судебные издержки. Если проиграло медицинское учреждение, то оно должно оплачивать. А если проиграл пациент, то с его стороны должна быть оплата».
А.Х.: На вопрос, станут ли досудебные разбирательства в российской практике повсеместными и как скоро, Юрий Михайлович ответил:
«Все зависит не от медицины, а от правовых установок. А правовые установки у нас в стране несколько своеобразные, скажем так. Поэтому от того, как будет развиваться юридическая наука в стране и в какую сторону пойдет законодательство все, - вот от этого и будет зависеть, войдет ли это в жизнь или нет. Мы отстали в этом отношении, я так думаю, лет на 100».
А.Х.: Мы также поинтересовались о том, что же необходимо для полного внедрения в российскую практику таких дел:
«Для начала нужно поднять уровень жизни, такой, как в Европе. Поэтому надо поднять в начале уровень жизни. Вот, скажем, сейчас Москва, Собянин очень гордится тем, что сейчас в Москве информационные технологии, мол, такие, на уровне мировых. Я понимаю, что если бы у нас хотя бы уровень жизни был в Москве такой, как в мире, в развитых странах, тогда этим можно было бы гордиться. А то, что информационные технологии, - при нынешнем менталитете нашем и при наших условиях жизни что они? Фантики. Конфетные обертки».
А.Х.: Из всего вышесказанного можно заключить, что медицинские досудебные разбирательства – это, конечно, необходимая практика в России. Но, к сожалению, для полного внедрения в судебную практику понадобится не один год. А также серьезные изменения в судебно-правовой и социальной системах.
О том, каким образом были выбраны регионы для апробации данного проекта, и о том, кто должен войти в экспертную комиссию, мы сейчас поговорим с Алексеем Валентиновичем Пановым, главным редактором сайта ИА «Право-мед.ру», управляющим Центром медицинского права. Алексей Валентинович, здравствуйте!
Алексей Панов: Добрый день.
А.Х.: Проект, представленный в Омске, конечно, нужен и необходим. Но только ли для защиты пациентов он нужен?
А.П.: По практике Германии, где проводится независимая экспертиза качества медицинской помощи, именно медицинская экспертиза востребована не только пациентами, но и медицинскими организациями, в рамках споров с теми же пациентами, страховыми компаниями и территориальными фондами обязательного медицинского страхования. И таким образом, данный проект ориентирован на целые целевые группы, о которых я сказал.
А.Х.: А каким образом отбирались регионы для внедрения данного проекта?
А.П.: Пожалуй, я подсказать не могу. Эти регионы выбраны. По каким критериям, наверное, лучше узнать в «Национальной медицинской палате».
А.Х.: А какие специалисты должны войти в экспертную группу? На сайте говорится о том, что медицинские работники. Но только ли медицинские работники должны входить в эту экспертную группу?
А.П.: Речь идет и о юристах. Потому что медицинским выводам данной экспертизы нужно придавать юридическую значимость. Идеально, конечно, чтобы юрист был с медицинским образованием. Таковые уже есть, особенно среди врачей. Получение юридического образования стало модным. Но когда врач обладание юриста не практикует, говорить, что у него хорошая юридическая подготовка, на мой взгляд, не приходится. Но в целом должен быть симбиоз врачей и юристов.
А.Х.: А если говорить об открытости выбора экспертов, можно ли будет, как вариант, пациент обратился в суд, как раз с таким досудебным разбирательством, и хочет выбрать экспертов, сам. Можно ли так сделать? Будет ли какая-то база экспертов? Или они будут назначаться кем-то?
А.П.: С точки зрения законодательства, в рамках гражданского процесса лицо по иску со стороны ответчика либо истца может заявить ходатайство о поручении экспертизы как экспертному учреждению, так и конкретным экспертам. Я полагаю, что база врачей-экспертов будет в свободном доступе. И сторона по иску может заявить ходатайство о поручении экспертизы конкретному врачу-клиницисту. Но это право стороны. Окончательное решение – усмотрение суда. Он может именно удовлетворить ходатайство в рамках данных врачей – Иванова, Петрова, Сидорова, - а может сказать нет, я поручаю проведение экспертизы государственному экспертному учреждению, бюро судебно-медицинской экспертизы по Владимирской области, допустим. И это будет окончательно решение, его не оспоришь.
А.Х.: Спасибо большое, Алексей Валентинович, за интервью.
Также мы узнали мнение по поводу данного пилотного проекта у юристов, защищающих права пациентов. И сейчас мы поговорим с Дмитрием Владимировичем Айвазяном, адвокатом лиги защиты прав пациентов. Здравствуйте, Дмитрий Владимирович. Я хотела бы у вас узнать ответы вот на какие вопросы. Слышали ли вы про инициативу «Национальной медицинской палаты» о пилотном проекте досудебного урегулирования медицинских споров?
Дмитрий Айвазян: Да, я слышал, но не вчитывался. Принцип понятен.
А.Х.: Нужна ли в России практика досудебных разбирательств по урегулированию спорных медицинских вопросов? Вообще, в целом.
Д.А.: Да. Услуги медиации, услуги досудебного урегулирования – это нужно, блажен миротворец, что называется. Это не только в медицине, это везде нужно. А в медицине тем более. Потому что понимаете, что такое спор медицинский. Это значит экспертиза. Экспертиза – это очень недешевое удовольствие. Потом оплата услуг адвоката медицинского, юриста, затраты времени, сил – это тоже немалого стоят. Поэтому, конечно, нужно.
А.Х.: А есть ли у нас в России сейчас конкретные примеры похожих досудебных разбирательств?
Д.А.: Досудебных разбирательств – конечно. Тем более что споры медицинские, как и другие, требуют досудебного решения. Если мы без претензии подадим в суд иск, судья у нас просто не примет его, потому что извините, вы не прошли через претензионный порядок. Может быть, ответчик вам добровольно возместит, и вы договоритесь. Поэтому, конечно. Это закреплено законодательством. И мы, конечно, проходим через претензионный порядок, это обязательно.
А.Х.: А нет ли у вас никакой статистики, сколько процентов таких досудебных разбирательств не доходят до конкретных разбирательств в суде? Есть ли такая практика завершения дела?
Д.А.: Сколько претензий не доходят до суда, да?
А.Х.: Да, именно так.
Д.А.: Я думаю, что 1 к 4. Если грубо. То есть вот 4 претензии, обоснованные, от вменяемых людей, я не беру сейчас другие случаи. И 1 из 4 заканчивается. Может быть, по регионам 1 к 5, 1 к 6. В мегаполисах эта статистика немного другая.
А.Х.: Если все-таки введут в практику такие разбирательства досудебные, то есть обязательные, как, по вашему мнению, кого надо включать в эксперты этого досудебного разбирательства? Потому как на сайте «Национальной медицинской палаты» предлагают включить в эту экспертную группу только представителей медицины. Правомерно ли это?
Д.А.: Наверное, это не правомерно. Во-первых. Во-вторых, у нас уже законом досудебного регулирования прописано. Понимает под этим «Национальная медицинская палата», когда обязательно урегулирование, когда оно уже есть, досудебное урегулирование. Они что, хотят ограничить права потенциального истца вообще подавать иск? Вот этот посыл понятен совершенно. Но у них это не получится, потому что это будет противоречить Гражданскому кодексу. Поэтому, может быть, по-другому как-то построить вопрос. Возможность договориться именно на стадии претензии, на стадии досудебного урегулирования с участием экспертов, специалистов, с участием двух сторон. То есть претензионный этап сделать более цивилизованным. Вот это, наверное, имеется в виду.
А.Х.: Тогда экспертами должны быть не только медицинские работники, правда ведь?
Д.А.: Конечно. Не только со стороны медиков, но и со стороны ответчиков. Со стороны пациентов то же самое – приглашенные специалисты, эксперты, состязание умов, клинической мысли. Пусть они решают, кто прав, кто виноват. Кто за это платить будет, вот основной вопрос. Потому что это все недешево, очень недешево. «Национальная медицинская палата» - это общественная организация. У нас организации по типу Общества защиты прав потребителей нет, у нас все общественные организации. Никто не финансирует деятельность организаций, которые защищают пациентов сейчас. Ни на региональном, ни на федеральном уровне. Поэтому, наверное, стоит вот этот вопрос во главу угла поставить.
А.Х.: Этот вопрос мы зададим, конечно же, может быть, представителям не самой «Национальной медицинской палаты», а тем людям, которые связаны непосредственно. Еще вопрос. А как вам кажется, нет ли риска, что именно медицинские работники будут покрывать друг друга в этих спорных ситуациях?
Д.А.: А тут и рисков никаких нет, это само собой разумеется. Было бы странно, если бы было наоборот. Корпоративность у медиков достаточно сильная. И причем она держится не на сплоченности, а на страхе. То есть сегодня я ему подсоблю, завтра он мне. Это на страхе держится, не более. Не очень-то высокие мотивы.
А.Х.: Даже если медики будут из других регионов, как предлагает «Национальная медицинская палата»?
Д.А.: В принципе, да, как вариант. Хорошо бы вообще в законодательную базу включить не только другие регионы, но и иные государства.
А.Х.: Выйти на международный уровень?
Д.А.: Конечно. Если у нас котируются специалисты из Израиля, из Америки, из Германии, то почему бы не включить. Вот это да, вот это было бы ключевым моментом и коренным поворотом. Сами понимаете, законодательство сейчас такое, что суды не могут, даже если очень хотят, основывать свое решение на мнении специалистов не отечественной медицины. Если это будет, да, это будет поворот.
А.Х.: Как часто к вам в лигу защиты пациентов обращаются пациенты? Есть ли вообще в регионах опыт обращения именно в вашу лигу? Не в мегаполисах, а именно в регионах.
Д.А.: У нас постоянный поток идет обращений. И из регионов тоже. Мы хотим даже статус расширять. Потому что поток идет жалоб.
А.Х.: И все-таки, по вашему мнению, нужна ли вот эта особая организация, которая будет урегулировать споры между медицинскими работниками и пациентами?
Д.А.: Не организация, а структура, которая организует этот процесс. Да, согласен. Это нужно. Это должна быть структура, которая решает вопросы сообща, коллегиально, из нескольких учреждений, из нескольких организаций. И эта структура, конечно, должна включать как сторону ответчика, так и сторону истца. То есть она будет организовывать этот процесс. Она должна быть.
А.Х.: Инициаторы данного пилотного проекта ссылаются на опыт германских коллег. А именно на то, что расхождение результатов таких вот досудебных экспертиз и судебно-медицинской экспертизы всего 1% у них там, в Германии. Как вам кажется, насколько эти же показатели в России будут актуальны?
Д.А.: Результат будет одинаков только в том случае, если и тот, и другой эксперты будут независимы. Если эксперты будут совершенно не заинтересованы и никак не связаны. А сейчас они очень сильно связаны. Никак не связаны ни административно, ни финансово, никакими другими связями. А сейчас пока это существует. Эксперт – это привлеченный специалист, который работает в какой-то клинике, больнице, институте. Экспертиза – это не его основная деятельность. Эксперт – это специалист, который периодически привлекается в качестве эксперта. Клиницист, так скажем. И если этот специалист будет совсем никак не заинтересован и никак не связан с этими учреждениями, с истцом и ответчиком, в основном с ответчиком, конечно, если речь идет о клиниках, то, конечно, это будет выравниваться.
А.Х.: Насколько в России возможно появление таких незаинтересованных экспертов?
Д.А.: Это зависит от воли законодателя. Есть вероятность. Давление общества все-таки ощущается. Действительно, проблема некачественной медицины или, так скажем, отсутствия этой медицины в некоторых случаях даже. Система уголовного наказания – там в принципе нет медицины. Регионы возьмем. Там тоже нельзя сказать, что медицина есть в том понимании. Так вот, когда государство поймет в лице своих законодателей, что все это – уже проблема национальной безопасности, можно сказать, то, может быть, что-то сдвинется. Пока просвета нет.
А.Х.: Огромное вам спасибо за это интервью.
Мы дозвонились Игорю Викторовичу Цикорину, члену Общественного Совета по защите прав пациентов при Управлении Росздравнадзора по г. Москве и Московской области. Здравствуйте, Игорь Викторович. Сразу такой вопрос. 31 августа «Национальная медицинская палата» на семинаре представила некий пилотный проект о досудебном урегулировании медицинских споров. Насколько актуально в России сегодня введение такого проекта.
Игорь Цикорин: Добрый день. Сама постановка вопроса на сегодняшний день, если ее рассматривать со стороны «врач-пациент», на мой взгляд, достаточно актуальна. Если порассуждать на эту тему, то сегодня мы пришли к тому и ситуация складывается так, что с помощью общественных организаций, общественных объединений, принятия законов, в формировании которых также участвуют общественные объединения, защита пациентов в нашей стране стала на порядок выше, чем в период десятилетней давности. Пациент достаточно защищен, он знает свои права, знает, куда обращаться. А вот со стороны врачей, к сожалению, не столь успешно развивалась защита права врачей. С сожалением это можно констатировать – именно тот факт отставания в юридической грамотности, в юридической защите самих врачей. У нас возникает некая ситуация разведения в разные стороны от барьера врача и пациента. Врач и пациент часто становятся в рамки противоборства. А мы должны понимать, что врач и пациент – это единое целое. Если мы окунемся в древнее врачевание, то видим постулаты о том, что есть врач, болезнь и пациент, и что если врач и пациент будут вместе, а болезнь будет за рамками, то ее будет проще победить. А мы, к сожалению, сегодня не видим объединения с целью борьбы с болезнью. Я не говорю, что это вина пациента. Я не говорю, что это вина врача. В любом конфликте есть вина всех сторон. Наверняка, здесь есть и небольшая вина пациента. Есть какая-то психологическая сторона, когда пациент приходит к врачу в состоянии фрустрации, он испуган. И есть врач, который зажат в рамках каких-то требований, законов, наставлений, инструкций, которые сверху на него давят, и он не может уделить должное внимание пациенту в плане какого-то личного контакта. И поэтому возникает некая стена, которая часто приводит к конфликтным ситуациям, когда пациент идет и жалуется на врача. Когда врач может пойти и пожаловаться на пациента, подать в суд на оскорбительные действия пациента. В данном случае досудебная практика позволяет, во-первых, сократить временные рамки, когда пациент с врачом, со своей жалобой или врач с жалобой на пациента в более короткие сроки может удовлетворить свои интересы и прийти к нужному результату. Со стороны пациента есть взгляд о том, что он лишен, например, какого-то жизненно важного лекарства – не выписали рецепт, лекарство не пришло вовремя на склад производителя или в аптечный пункт. Если говорить про аптеку, то это четкое нарушение закона и прямой поход в серьезную инстанцию. А вот если некие взаимоотношения с врачом, то здесь как раз, если мы будем ждать подачи в суд заявления, решения в суде, мы сути не достигнем, то есть пациент, может быть, и достигнет через длительное время, но пройдя через массу препон, потери времени, нервов своих. Врач также будет участвовать или представитель этого медицинского учреждения, тоже будет масса затрачена времени и сил. А досудебная практика позволяет намного быстрее прийти к заключению некой договоренности, пусть материальной, путь извинений каких-то. Вот это решение будет намного более сжато, меньше потери времени, сил и энергии. Досудебные решения – это экономия времени, это хорошая инициатива, которая, скорее всего, принесет реальные результаты для пациентов, для врачей и для всего общества.
А.Х.: Но это же все-таки дорогостоящий достаточно проект. Как вам кажется, если все-таки примут этот пилотный проект, если у нас в России будет такая практика досудебных разбирательств медицинских споров, насколько и кем она должна быть финансирована? Кто должен финансировать этот проект?
И.Ц.: Мы говорим о неких затратах в пилотный проект, о некой сумме, которая будет заложена в начале этого проекта. Которая будет потрачена на формирование, не создание и на запуск этого проекта. Но еще раз говорим, что если проект запущен, если проект начал работать, об этом говорит даже мировая практика, там процентов 70, когда решается в досудебном порядке, затраты, которые понесло бы само государство, когда пациент будет обращаться в суд, когда будут затрачены ресурсы на проведение экспертизы, хотя эксперт будет и в досудебном процессе. А вот та сумма, которая будет сэкономлена на поход пациента либо врача в суд, на использовании вот этих ресурсов, я думаю, что она будет в итоге на этом пилотном проекте соизмеримо меньше, нежели существующая на сегодняшний день. А раз для государства это будут сэкономленные деньги, то, конечно, с помощью государства и должна решаться, может быть, не на 100%, но в львиной доле, потому что государство по идее должно быть заинтересовано в организации такого проекта.
А.Х.: Именно опыт зарубежных коллег «Национальную медицинскую палату» и навел на мысль о внедрении этого пилотного проекта у нас в России. Они говорят, что, побывав в Германии, увидев результаты, что расхождение результатов независимых экспертиз и судебно-медицинской экспертизы всего лишь 1%. Естественно говорят о высоком профессионализме, о клиническом мышлении, о способности не только владеть медтехнологиями, но и внятно излагать свои мысли. Но это Германия. Мы с вами живем в России. Как вам кажется, насколько расхождения такие будут у нас в России? Можем ли мы говорить о менее, чем 10% расхождений?
И.Ц.: Если говорить о менталитете другого государства и нашего, то давайте стремиться не к чужому, а чтобы у нас все это было хорошо, чтобы наш процент стал не 1, а в нулевую область ушел. Это, конечно, была бы идеальная ситуация. И, конечно, возможно все. Возникновение каких-то расхождений между решениями эксперта одного или эксперта выбранного, независимого или назначенного эксперта может разниться, безусловно. Если будут определены конкретные критерии по любому направлению, где будет вынесена оценка. Эксперт – это человек, который в своей области является профессионалом, который имеет знания, опыт, умения, и на основании этого он выносит экспертную оценку. То есть он специалист, он эксперт глубокий в этой области. И поэтому, если четко определены критерии, то и ошибка между выбором, конечно, будет сведена к минимуму, расхождение мнений экспертов. Это первый момент.
Второй момент. Безусловно, эксперт – это человек, который обладает определенными знаниями. В начале разговора мы затронули тему, что на сегодня, благодаря общественным организациям, пациенты обладают юридическими знаниями, понимание ситуации, защита прав пациентов закреплена законами. Почему бы в работе эксперта, в формировании отчета эксперта не принять в качестве контрольных моментов те же общественные организации. Почему бы не согласовывать выводы комиссии, например, с ними, не получать голос организаций. Если врачебное сообщество использует, то и пациентское сообщество может так же использовать. То есть четкие критерии и прозрачность. Два направления, которые тот наш процент, о котором мы в начале говорили, и приведет к 1%. А может, и к меньшей цифре придем.
А.Х.: Вы говорите, что эксперт в данной экспертной комиссии должен быть специалистом. Кто конкретно, представители каких организаций должны быть в этой экспертной комиссии? Только ли медицинские работники?
И.Ц.: Конечно, нет. Здесь поле деятельности и медицинского работника, и юриста, и общественных организаций тех же пациентов. Есть общественные объединения врачей. Это тоже некое общественное мнение, общественный интерес. И в то же время общественные знания, которые могут также участвовать в этой комиссии. Совместные обсуждения, решения, планы также выстраиваются общественными организациями по защите прав пациентов. Они работают совместно с врачебным сообществом. Чтобы не было неких границ, разделений с точки зрения правильного взгляда на общность. Понятно, что врач должен лечить, и вмешиваться общественность не может в действия врача в плане назначения лечения. А как раз в контроле некой конфликтной ситуации общественная организация вполне может принять участие. За этим переговорным столом места должны быть для всех. И для медицинских специалистов, и для юристов, и для общественных организаций.
А.Х.: Есть мнение, что врачебное сообщество настолько сильно друг друга покрывает. Не будет ли мешать результатам экспертиз вот это сплочение врачебного сообщества? Конечно, на сайте «Национальной медицинской палаты» сказано, что врачи будут не из данного региона, где случился прецедент. Они будут из другого региона. Но тем не менее.
И.Ц.: С точки зрения психологии, любая принадлежность человека группе дает некие силы. И раз принадлежность группе человеку что-то дает, то и он ей тоже должен что-то дать. Опасение есть, что если не сильное нарушение или момент, когда чаша весов колеблется, то принадлежность этому врачебному сообществу может повлиять не в честную оценку. Но давайте исходить из позиции, что есть у человека некая сущность, как совесть. Есть ответственность. А по моему мнению, люди в белых халатах все-таки люди высокоответственные. Все бывает, но есть уровень ответственности, который превышает общий в этой профессии. И тут встает вопрос об отборе. Мы говорим, что есть группа экспертов, которые начинают работать. А вот отбору в эту группу и нужно посвятить больше внимания. Ответственность за неверное принятие решений. Прозрачность в этих решениях. Важно, кто будет отбирать эксперта в эту группу и по каким качествам. Кто? Росздравнадзор, который определяет его профессиональные качества. Но эксперт должен иметь и человеческие качества. Это беспринципность, это совестливое отношение, чтобы не влияли внешние факторы на его оценку. А в данном случае почему бы не участвовать в этом отборе и общественности. Тем же общественным организациям пациентов, которые, в общем-то, и заинтересованы в том, чтобы решение было вынесено честно. В том, чтобы, если это нарушение врача, то врач понес наказание. А если это не нарушение врача, чтобы ему больше не мешали работать. У нас при федеральных органах исполнительной власти существуют общественные советы. Это как раз советы, куда входят представители общественных организаций, представители медицинского сообщества, руководящих структур. Уже есть площадка, где можно выбрать эксперта, подтвердить его и профессиональные, и человеческие качества. Профессионализм и прозрачность – основные качества, которые во всей этой идее будут работать.
А.Х.: Введение обязательного порядка досудебных урегулирований медицинских споров нужно ли России? Именно в наше время, именно в нашей многострадальной огромной России.
И.Ц.: Введение досудебного разбирательства не отменяет в конечном итоге подачи жалобы в суд. Никто пациента или врача, если он не удовлетворен подобным решением, никто ему не имеет права запретить пойти в суд. Это некая вспомогательная вещь, которая упростит жизнь всем – и пациенту, и врачу. Понятно, что механизм должен быть отлажен, запущен и после этого только он принесет некий результат. Конечно, механизм запускать всегда тяжело. Но, тем не менее, на мой взгляд, в этом есть перспективность и правильный потенциал. Наверное, экономически выгодный для страны и для всего сообщества.
А.Х.: Спасибо вам за интервью. Надеюсь, что мы с вами скоро свяжемся уже по совершенно другой теме положительных тенденций досудебных разбирательств.
Большинство конфликтов пациента и врача или пациента и медицинской организации связано с нарушением права больного на качественную медицинскую помощь. Менее частыми бывают обращения в суд врачей на произвол пациентов. Но в любом случае необходимо рассмотреть возможность досудебного разрешения споров между сторонами. Это и наиболее эффективный, и наименее затратный способ разрешения любого конфликта. Мнения экспертов по данному вопросу однозначны. Внедрение в практику досудебных разбирательств в нашей стране необходимо. Как такая система будет действовать в России и как скоро, покажет время. Я желаю вам как можно меньше прецедентов для судебных разбирательств. У микрофона была Александра Хворостова. До новых встреч в эфире.
источник : salt.zone
